— Но ты же знаешь…
— Нет, сеньор, я ничего не знаю, вот потому-то я теперь и остановился здесь.
— Как! Ты не знаешь, что в этом доме я положительно не знаю ни души?
— Это я знаю.
— Чего же ты не знаешь?
— Того, что вы сейчас должны сказать мне! — вымолвил дон Мигель, забавляясь недоумением дона Кандидо.
— Что мне сказать? Спрашивай, я отвечу.
— Я хотел бы знать, на какой улице находится ваш дом.
— Неужели ты окажешь мне честь посетив мой дом?
— Да, именно это я намериваюсь сделать.
— О как прекрасно! Мы находимся всего в двух кварталах от моего дома.
— Я знал, что ваш дом где-то поблизости.
— Да, это улица Кусо.
Несколько минут спустя они постучались в двери старинного и почтенного вида дома. Женщина лет пятидесяти на вид, которую каждый добрый испанец назвал бы просто экономкой, а более вежливые аргентинцы именуют
— Есть свет в моей комнате, донья Николаса? — спросил хозяин.
— Да, огонь зажжен уже с вечерни! — ответила старушка. Донья Николаса отворила дверь в зал, куда и вошли дон
Кандидо и его гость. Вымощенный кирпичом пол этого зала, живо напоминал, правда в миниатюре, горы и обрывы, вследствие чего дон Мигель раза два основательно споткнулся, хотя его ноги были привычны к неровным мостовым гордой «освободительницы мира» 33.
Обстановка зала соответствовала призванию владельца: столы, стулья и библиотечный шкаф, наполненный книгами в кожаных переплетах, свидетельствовали о том, что ремеслом хозяина было преподавание детям, которые прежде всего приобретают навык отрывать щепки у стульев и столов, и писать на них чернилами или вырезать что-нибудь перочинным ножом.
Даже стол дона Кандидо обличал в нем человека, который любит заниматься делом: на столе лежали листы бумаги, наброски и огромный словарь испанского языка, тут же стояла и оловянная чернильница с такой же песочницей — все это в почтенном беспорядке, обычном у литераторов.
— Садись и отдохни, мой милый Мигель! — произнес дон Кандидо, опускаясь в кресло огромных размеров, унаследованное им от своих предков.