Это были дон Луис Бельграно, дон Мигель и священник, о котором мы говорили.
Тонильо, соскочив с козел, почтительно приблизился к своему господину и, когда тот хотел войти в дом, слегка тронул его за руку.
— Чего ты хочешь? — спросил дон Мигель.
— Вы не видели, mi amo37, всадников, которые пересекли нам дорогу на улице Федерации?
— Я едва заметил их.
— Того, кто ехал во главе их?
— Ну?
— Это был ваш отец, mi amo!
Молодой человек вздрогнул, и луч радости блеснул в его взоре.
— Ты не ошибаешься?
— О, mi amo!
— Хорошо! Садись снова на козлы и будь наготове, а главное — молчи!
Тонильо поклонился.
— Отец, — прошептал про себя дон Мигель, — сам Бог посылает его в эту минуту!
И он вошел в дом, дверь которого молча заперли за ним. Хотя снаружи дача и казалась совершенно темной, но внутри донья Эрмоса устроила настоящий храм. Она заканчивала свой туалет новобрачной. Часы пробили восемь раз, молодая женщина вздрогнула.
— Вы побледнели, сеньора, — улыбаясь сказала Лиза, — как раз в ту минуту, когда пробило восемь часов!
— Да, этот бой испугал меня! — отвечала донья Эрмоса, проводя рукой по лбу и садясь в кресла.
— Потому что пробило восемь часов!
— Да, я не понимаю сама, что со мной происходит, но с шести часов вечера каждый раз, когда я слышу бой часов, я испытываю страшное страдание.
— Действительно, и я заметила это! — проговорила девушка. — Знаете, что я сделаю?