— Результат тот, что Бельостехи сказал Аране, что, по словам Мариньо, Викторика сообщил этому последнему, будто он отдал приказание комиссару твоего участка следить этой ночью за твоим домом, так как в отношении тебя существуют страшные подозрения.
— Ого! Очень хорошо! Что еще?
— Что еще?! Ты находишь, что мало того, что тебе угрожает чудовищная, огромная опасность, которая, естественно относится и ко мне, так как всем известны наши взаимные отношения, тесные, дружественные, родственные? Ты хочешь…
— Я хочу, чтобы вы подождали меня минутку, мы продолжим этот разговор в экипаже по дороге отсюда ко мне.
— Я у тебя в доме, безумец?!
— Подождите, мой дорогой друг! — отвечал Мигель, оставляя его под навесом.
— Тонильо, садись на мою лошадь и возвращайся домой! — сказал он своему слуге.
— Что случилось? — спросили дамы, когда молодой человек вернулся в гостиную.
— Ничего, новости о Луисе. Он нетерпелив, безумствует от желания выйти из Своего убежища, чтобы явиться в Барракас, но я отправляюсь к себе и напишу ему одно слово, которое вернет ему благоразумие.
— Не ходите к нему! — сказала мадам Барроль.
— Обещайте мне это, Мигель! — вскричала Аврора!
— Клянусь вам в этом! — отвечал он, улыбаясь.
— Вы уже уходите?
— Да, я беру экипаж, на котором должна приехать Эрмоса, а свою лошадь я уже отослал.
— И вы вернетесь?
— В три часа.
— Хорошо, до трех часов! — сказала Аврора, пожимая ему руку.
Распрощавшись, дон Мигель вышел, обнаруживая полнейшее спокойствие, которого, на самом деле, вовсе не было в его душе.
— Знаешь ли ты одну вещь, Мигель? — спросил молодого человека дон Кандидо, ждавший его под навесом.
— После, после! Сядем в экипаж!