— И я тогда сказал себе, капитан, что вы произведете пагубную ошибку, держась сзади вашего отряда, и что очень важно, чтобы вы присоединились к нему как можно скорей; вот почему я спешил прибыть поскорее к вам и предложить присоединиться, не теряя времени.
— Итак, видите, как все сложилось счастливо: едва вы отправились сегодня утром, как та же самая мысль пришла мне в голову. Вы знаете, что я прежде всего человек, не задумывающийся над исполнением дела, так что едва эта мысль созрела в моем уме, я поднял лагерь и выступил в поход.
— Вы совершенно правы, капитан.
— Значит, вы одобряете мой поступок?
— Я должен быть сумасшедшим, чтобы не одобрять его, капитан!
— Неужели! Эти слова доставляют мне удовольствие, — сказал он, как бы издеваясь. — Я боялся, что вам это не понравится.
— Как вы могли это предположить, капитан!
— Ах! Мой Бог, видишь столько страшных вещей на этом свете, а ваши желания, сеньор Бенито Рамирес, подчас так странны, что я не знаю часто, как мне действовать относительно вас; но не будем более говорить об этом, не хотите ли разделить со мной обед?
— Мне это невозможно, капитан.
— Почему же?
— Вы забываете наши условия, капитан.
— Это правда, извините меня, забудьте это и положим, что я ничего не сказал.
— Почему же и не забыть, я сам желаю, чтобы вы не могли предположить во мне дурного намерения против вас.
— О! Кто же его предполагает?
— Ах, Господи, капитан, несмотря на дружбу, которую вы мне оказываете, я опасаюсь всегда, что чем-нибудь могу навлечь на себя ваши упреки.
— Хорошо, мы как будто исповедуем друг друга.
— Может быть, это и так, в настоящую минуту я нахожусь в беспокойстве. Я выбрал направление движения, которому мы следуем; естественно, что вся ответственность за него должна тяготеть на мне одном; кроме того, так как я не хочу, чтобы вследствие моей ошибки или небрежности случилось несчастье с караваном, я отказываюсь от вашего обеда, для того чтобы иметь время соорудить возвышение вокруг лагеря и увериться самому, что нам не следует бояться какой-нибудь неожиданности со стороны краснокожих. Они чувствуют, что мы ускользаем от них; они сильно раздражены и не желают ничего другого, без сомнения, как напасть на нас с обычной своей дерзостью. Этого я желаю избежать. Индейцы очень хитры, капитан.
— О да, сеньор Бенито Рамирес, они очень ловки, но мы сами не глупы, мы — все остальные, что вы думаете об этом?
— Конечно, мы также не глупы, но это служит еще большим доказательством того, что мы не должны позволить им напасть на нас врасплох. О, мы будем наблюдать за этим. Итак, капитан, с вашего позволения, этим я и хочу заняться сию же минуту.
— Когда же я опять вас увижу, сеньор Рамирес?