— Завтра, до восхода солнца.
— Хорошо, пусть будет так, до свидания, сеньор Бенито Рамирес. Во всяком случае, при малейшем подозрительном движении известите меня.
— О, положитесь в этом на меня, капитан.
Охотник сделал последний прощальный жест рукой, взбросил ружье на плечо и удалился быстрыми шагами.
— Какой превосходной человек — этот Рамирес, — пробормотал про себя капитан, смотря, как тот удалялся. — Действительно, удовольствие иметь дело с подобными людьми.
С этими словами капитан вошел в палатку и сел за стол.
Между тем чем далее подвигалось время и ночь становилась темнее, тем более капитан Кильд, не зная, к чему отнести то, что он испытывал, чувствовал себя добычей невыразимого беспокойства. Мрачное предчувствие сжимало его горло; глубокая грусть, тоска овладевала им, сердце билось усиленнее. Ему представлялось, что странная неизвестная опасность угрожает ему.
Наконец к первому часу утра дошло до того, что он встал со своей койки, лежа на которой в продолжение стольких длинных часов он тщетно призывал сон, и вышел из палатки. Все было тихо снаружи.
Глубокое безмолвие господствовало в пустыне; не слышно было ни крика, ни шума.
— Неужели я схожу с ума? — прошептал капитан с тайным волнением.
Он лег снова.
Но едва он укутался в покрывала, которые служили ему постелью, как беспокойство и жгучая тоска пробудились в нем с большею силою, чем прежде.
— Нужно с этим покончить, — прошептал он.
С этой минуты его решение было принято.
Он поспешно встал, взял свое оружие, оседлал сам свою лошадь, вскочил на нее, выехал из лагеря и отправился вперед.
Его быстрая езда продолжалась не более как три четверти часа.
Вдруг он быстро осадил лошадь, дернув сильно за повода. Лошадь остановилась.
Капитан наклонился телом вперед и стал прислушиваться; ему показалось, что он слышал глухой и продолжительный шум, причины которого он не мог отгадать.
В продолжение трех или четырех минут он прислушивался, но тщетно.
Только неопределенный шум, причины которого он не мог понять, достигал до него.