После ухода посетителей Морленд долго еще сидел на своей койке, скрестив на груди руки и глядя задумчиво в ту сторону, куда удалилась Дарма.
Затем он опустился на подушки и обратился с глубоким вздохом к поддерживавшему его врачу.
— Какая ужасная и какая печальная вещь—война! Она способна поселить ненависть даже в сердцах, которые в иных условиях могли бы быть охвачены чувством взаимной симпатии.
— А ваше сердце, сэр Морленд, по-видимому, уже и так бьется слишком горячо! — улыбнулся врач.
— Да, доктор. Должен сознаться, что это так.
— Из-за Дармы?
— Зачем бы я стал скрывать это?
— Это поистине прекрасная, мужественная девушка, достойная дочь своего отца! — сказал американец.
— Но она никогда не станет моей! — вздохнул Морленд. — Без всякой вины с ее или моей стороны судьба вырыла между нами такую пропасть, которую никто и ничто не может заполнить.
— Почему? — спросил Хельд.
Его поразил тон молодого моряка: в этих немногих словах ясно сквозило и чувство тоски, страстной и сладкой, и вместе с тем будто бы отзвук непримиримой ненависти.
— Ведь эти люди — враги англичан и раджи, а не ваши! — продолжал доктор, не получив ответа.
Моряк молчал.
Но его красивое лицо вдруг исказилось и сделалось ужасным.
— Можно подумать, что в вашей молодой жизни существует какая-то ужасная тайна, черт возьми! — невольно пробормотал врач.
— Я проклинаю свою судьбу. Вот и все! — проговорил сквозь зубы моряк.
Минуту спустя он спросил врача, знает ли тот, куда направляется «Властитель океана». Врач указал направление.
— Не на Саравак ли? — словно про себя пробормотал раненый.
— Может быть. А что?
— Вы не знаете, не думает ли Сандакан ссадить меня с судна?