В дебрях Борнео

22
18
20
22
24
26
28
30

Первым пришел в себя Сандакан.

— Где враги? — спросил он, озираясь вокруг и хватаясь за оружие. Вторым очнулся Янес. Открыв глаза, он вздохнул глубоко. Потом..

Потом вынул из кармана сигару, посмотрел на нее.

— Она достаточно высохла! — сказал он хладнокровно. И добавил:

— Эй, кто-нибудь!.. Дайте огня! Я смертельно хочу курить!

XIII. Вперед

Сражение с даяками у пещеры гигантских змей возобновлялось еще несколько раз в течение этого дня, но воины Сандакана и Янеса теперь занимали такую превосходную позицию, что свободно могли бы сопротивляться и гораздо более сильному врагу, чем уже деморализованные предшествующими поражениями и потерей почти половины бойцов даяки.

К вечеру бой был закончен, никто уже не тревожил отряд Сандакана, и только разосланные по ближайшим окрестностям стрелки время от времени, заметив прокрадывающегося в тени кустарника и деревьев даяка, посылали вслед ему выстрел. Все говорило о том, что даяки очистили поле сражения и едва ли могут скоро вернуться и повторить нападение.

Пользуясь перерывом в военных действиях, малайцы Сандакана и ассамцы Янеса быстро срубили для своих вождей несколько легких хижин, раздобыли массу фруктов и, устроив облаву на кишевшую кругом дичь, пополнили свои съестные припасы, принеся в лагерь достаточное количество мяса.

Сандакан тоже не терял времени даром: первым делом его после сражения было допросить опять попавшего в его руки разведчика и шпиона врагов, Назумбату. Он еще не вылечился от своей раны и во время вылазки воинов Сандакана против даяков был покинут отряженными таскать его по лесу людьми и лежал беспомощно на земле. Надо было видеть лицо Назумбаты, когда Сандакан приступил к разговору с ним!

Его темная кожа стала бурой и покрылась какими-то беловатыми пятнами; красные, словно вымазанные кровью губы почернели, на лбу крупными каплями выступил пот, волосы на голове как будто шевелились.

Назумбата видел, что теперь ему уже нечего ждать пощады. Но человеку трудно расстаться даже с искоркой надежды на спасение, всегда теплящейся в его душе, как бы ни было невероятно это спасение. И потому, когда Сандакан заявил, что он подарит жизнь пленнику, если тот, отказавшись от попыток ввести их в заблуждение, даст все необходимые сведения, Назумбата ожил и заговорил откровенно.

По показаниям пленника оказывалось, что у раджи Голубого озера имелись в запасе еще весьма сильные отряды воинов, так как раджа дал приказ о мобилизации всего мужского населения страны, способного носить оружие, для защиты против вторжения.

— И население охотно дало воинов? — осведомился Сандакан.

— Не везде и не всюду! — ответил откровенно Назумбата. — Местами люди очень недовольны. Но раджа не церемонится. Он дал приказ истреблять деревни, из которых к нему не приходят воины.

Сандакан вполголоса сказал флегматично покуривавшему сигару Янесу:

— Я глубоко убежден, что раджа озера теперь столь же боится нашего вторжения, сколько и восстания своих собственных подданных. Ведь моего отца все любили. Он был мудр и храбр, как тигр, и вместе с тем для всех доступен, справедлив, кроток. Если страна узнает, что возвратился сын раджи Кайдангана, волнение усилится и около теперешнего раджи останется только худшая часть населения.

— Ну, милый мой, не очень полагайся на любовь своих прежних и настоящих подданных! — философски заметил Янес.

— Ты судишь по примеру твоего Сидара «хитмудьяра»? — засмеялся Сандакан.

— О Господи! — отозвался Янес, швырнув в траву окурок. — Все подданные хороши! Признаться, в молодости я мечтал о славе Наполеона. Почему бы и нет? Мир еще долго будет находиться в состоянии брожения. Человек, у которого хватит смелости и решимости идти напрямик, не щадя ничего и никого, еще и в наши дни имеет шансы переполошить половину земного шара и из артиллерийских поручиков или из барабанщиков сделаться Великим Моголом. Индия, Китай, Персия, Аравия, наконец, Африка… Поле деятельности весьма обширно! Но теперь, пожив, поглядев на людей, узнав их, я все больше уважаю… собак.