«Она хочет сказать, – догадался Витюлька, – что не чувствует себя свободной, что в ее положении всякая женщина принадлежит одному человеку – отцу будущего ребенка. Пусть он родится, заживет своей жизнью, тогда и ей позволительно будет думать о себе».
– Но ведь тебе… так лучше?..
Ей действительно так было лучше, но говорить об этом было совестно, и, чтобы не говорить ничего, она дала обнять себя.
Что это было? Жалость? Признательность за любовь?
«Только бы он понял, что сейчас нельзя ничего… Нельзя и нехорошо… Господи, только бы он понял!..» – думала она, зажмурив глаза и упираясь ладонями в его плечи.
«Да, да, ей трудно вообразить себя рядом со мной, – думал, в свою очередь, Витюлька, чувствуя ее настороженные, готовые оттолкнуть руки. – Что же я могу сделать?..»
– Поедем, да?
…Сторонясь холмов, поросших вековыми соснами, дорога изощрялась в кривых линиях. Машина то проваливалась в глубину оврагов – и тогда звук мотора прослушивался ясно и гулко, как из бочки, – то карабкалась на косогоры.
Валерия без конца вспоминала бакенщика, Марину, изображала, как двигался у нее на руках маленький, какие строил уморительные рожицы, как вертел головкой, и счастливо смеялась, хлопая в ладоши.
Он слушал, что-то отвечал, стараясь показать ей, что все, чем она восхищается, так же необыкновенно и ново для него, как и для нее. Но в этом оживлении Валерии он с каждой минутой все сильнее чувствовал неладное – словно она хотела помешать ему сказать о том, что было бы самым естественным сейчас, самым главным… И эта невозможность говорить о главном выдавала, что их отношения никак не переменились.
Встречных машин было немного, и потому появление впереди, милиционера с поднятым жезлом показалось особенно неожиданным. За его спиной можно было различить высокие борта грузовика, милицейский «газик» с зажжениями фарами, силуэты людей.
– Встаньте здесь, за МАЗом, – сказал милиционер, – Дорожное происшествие, переждите немного. Витюлька свернул на обочину и под светом фар, направленных теперь вдоль кювета, увидел перевернутую машину.
Валерия тихо вскрикнула.
Лежащая вверх колесами «Победа» чем-то напоминала огромную черепаху. Крыша кузова была сплющена, бока – в ссадинах и вмятинах, оконные отверстия обрамляла колючая бахрома осколков.
Витюлька погасил свет и вышел из машины. Приметив торчащую из кабины грузовика руку с огоньком папиросы, он сказал:
– Послушай, друг, что произошло?
Парень не спешил отвечать. На слабо различимом лице его застыло тупое свидетельское выражение. «Самое главное для него в этой истории: как бы не влипнуть в нее», – подумал Извольский.
Шофер заговорил в тоне стороннего наблюдателя, не поворачиваясь к собеседнику, словно боялся не удержать свою непричастность к ночному происшествию.
– Иди погляди, – с предостерегающим намеком сказал шофер. – «Победа» кувырнулась… Как и что, не знаю, выдумлять не буду.
Витюлька прошел вперед. Его заметили стоявшие под светом «газика» милиционеры.
ebooksa