— Когда главный хирург Ирвинг приехал сюда, он еще не знал об этом приказе. Решение, должно быть, было принято сегодня утром.
— Очень странно все это, — пробормотал отец д’Экзиль.
— Мне надо собрать свои вещи, — сказал лейтенант. — Мы выступаем завтра, в шесть часов утра. Я должен ночевать сегодня в лагере.
— Вам помогут уложить их, — предложил отец д’Экзиль.
— А она? — спросил Рэтледж. — Она! Я хочу ее увидеть...
— Я пойду попрошу, чтобы она вышла проститься с вами, — сказал иезуит.
Он вошел в комнату и через минуту вышел оттуда один.
— У господина Гуинетта припадок. — Каждую минуту можно ждать рокового исхода. Миссис Ли не может покинуть его. Уж простите ее.
— Ах! — с отчаянием вскричал Рэтледж. — Я, значит, больше не увижу ее!
— Придется вам простить ее, — холодно сказал отец д’Экзиль.
Молодой человек опустил голову. Слезы потекли по его щекам. Отец Филипп взял его за руку.
— Вы, значит, любите ее? — прошептал он.
Наступило молчание. Луна струила свой свет на беловатые листья ив.
— Армия выступает завтра утром, — сказал иезуит. — А конвой, который должен был выступить из города Соленого озера в воскресенье вечером?
— Тридцать повозок, составляющих его, остаются в лагере, — прерывающимся голосом сказал Рэтледж. — Они в назначенный день, в будущее воскресенье, в восемь часов вечера выступят. Капитан Ван-Влит поручил мне передать миссис Ли, что четыре повозки до последней минуты остаются в ее распоряжении.
— Ах! — сказал иезуит, — может быть, не все еще потеряно.
Он схватил лейтенанта за руки.
— Вы говорите, что любите Аннабель Ли?
Вместо ответа Рэтледж взглянул на него и показал ему свое залитое слезами лицо.
— Так вот, сударь: любовь — только тогда любовь, когда она неэгоистична. Завтра вы уезжаете. Через месяц, через год, через двадцать лет вы вернетесь, может быть, почем я знаю!