— Ах! да не смейтесь же, — вся дрожа, сказала она. — Если бы вы знали, в каких выражениях должно быть составлено письмо, которым вымаливаешь такое восстановление своих прав, вы первый...
— Ради Бога, Анна, дорогой друг мой, не горячитесь так, — он взял ее за обе руки. — Что же такого ужасного должно быть в этом письме? Посягательство на добродетель, на нравственность, на уважение, которое мы обязаны оказывать Создателю?
— Посягательство на честь, — сказала она.
— На честь, Анна?
— Да, на честь. Вы, значит, не понимаете этого.. Конечно, если бы я, дочь полковника О’Бриена, законная владелица Килдера, написала завтра королеве: «Ваше Величество! Умоляю вас вернуть мне мое имущество, а я отрекаюсь от всего, что делал мой отец, от всего, для чего он жил и для чего умер, и клянусь, что у вас не будет более преданной подданной, чем Аннабель О’Бриен...» — о я уверена, что я сейчас же вступила бы во владение всеми этими благами, которые вам трудно перечислить, и мне в придачу предложили бы еще руку какого-нибудь протестантского барона из Ольстера или из другого места.
— Анна! — прервал пастор.
Она вдруг остановилась.
— Простите меня, — сказала она.
— Я совсем не знал, — с грустным достоинством произнес он, — что вы так далеки от религии, к которой, как я с радостью думал, я присоединил вас.
Она в отчаянии заломила руки.
— Ах, вы жестоки! Разве вы не знаете, до какой степени я принадлежу вам? Разве какое-нибудь слово заставило вас сомневаться в этом? Я сожалею о нем, оно меня в отчаяние приводит, я умоляю вас забыть о нем.
— Анна, — продолжил он, — Анна, если бы это было так, я был бы недостоин одеяния, которое ношу, недостоин моей религии, которой я и вас счел достойной. Неужели вы поклялись так и не признавать истинного характера чувств, диктующих мне слова, с которыми я к вам обращаюсь! Я очень несчастен, Анна, очень, очень несчастен!
— Ну хорошо, — сказала она, — закончим эту сцену. Что это пришло мне в голову навязать вам такую работу? Отнесем завтра эти документы какому-нибудь кассиру в банк Ливингстона, и...
Пастор кротко покачал головою.
— Нет, Анна, нет. Я не могу согласиться на ваше великодушие. Не посмеют сказать, сестра моя, что я до сих пор не исполнил первого и единственного желания, которое вы высказали. Несмотря на отвращение, которое, извиняюсь, я не мог скрыть от вас, я повинуюсь, Анна. Я составлю этот баланс до конца. Ах! никогда Лаван не давал Якову столь тяжелой задачи.
С бесконечной усталостью положил он перед собою горсть документов и принялся за выписки.
— Я впишу, — объяснил он, — каждую из этих ценностей в правую колонку, на стороне полковника Ли. Со стороны полковника О’Бриена я поставлю вопросительный знак перед 210 тысячами долларов, которые, я сосчитал, должны достаться вам. Это чтобы не продолжить до бесконечности спора, в котором наши отношения так неприятно обострились.
Она хотела заговорить...
— Нет, нет, сестра моя, нет, не протестуйте. Я начинаю перепись документов вашего супруга. Во-первых, сто облигаций общества Deseret Iron Company, выпущенных по сто долларов. Сегодня по курсу они стоят пятьсот пятьдесят долларов. Я запишу 55 тысяч долларов. И сбоку поставлю букву X.
И пояснил:
ebooksa