Они подписались, а брат Мердок приложил руку последним, расчеркнувшись совсем внизу.
— Вы можете удалиться, брат Джон, — обратился он Шарпу. — Вы нам более не нужны. Сестра моя, братья, не перейдем ли мы в следующий зал?
Они пошли за ним. Сзади них Мердок тщательно запер дверь.
Аннабель оглядела помещение, в котором находилась. То была большая оштукатуренная комната с грубым столом по середине. С потолка ее заливала своим масляным светом скверная лампа.
— Это для вас, сестра моя, — сказал старик Мердок, указывая на длинную тунику из белой кисеи, лежавшую на столе.
— Для меня? — спросила она.
— Для вас. Это символ будущего искупления вашего. Будьте добры, наденьте эту тунику.
— Охотно, — улыбаясь, ответила она.
Она попробовала, но сразу это ей не удалось. Тяжелые пуговицы из стекляруса ее жакета цеплялись за кисею.
Гуинетт и брат Фанёил неуклюже помогали ей.
— Подождите, — сказала она, — так будет проще.
И сняла жакет. Сквозь прозрачное кружево шемизетки виднелась нежная, бледная кожа ее плеч и шеи.
Старый Мердок испустил рычание. В дымном зале пробежал смутный трепет.
Гуинетт вскочил.
— Наденьте свое пальто! — нервно бросил он. — Сию минуту наденьте. — Она смутилась и повиновалась. Через пять минут им удалось наконец закутать ее в кисейный футляр.
— Позвольте мне, по крайней мере, снять шляпу. На что я похожа в таком виде!
Говоря это, она сняла свою большую черную фетровую шляпу. Ее маленькие золотистые завитушки заблестели. Тот же смутный трепет снова прошел по собранию.
— Наденьте шляпу, — нетерпеливо приказал Гуинетт.
Она снова повиновалась. Не без удивления смотрела она на брата Фанёила, повязывавшего ей вокруг талии маленький четырехугольный передник, на котором были вышиты фиговые листья. Затем старый Мердок, который исчез было, снова появился, сам одетый в длинное белое холщовое платье. Они все прошли в третью комнату, меньшую по размерам, но лучше освещенную, и в которой стояли довольно приличные кресла. К стене была приделана кафедра. На нее поднялся брат Мердок.
Он говорил около часа. Впоследствии Аннабель никак не могла вспомнить, что он говорил. Она взглянула на Гуинетта. Он сидел рядом с нею. Глаза его были закрыты. Волосы казались еще более мягкими и более синеватыми, чем обыкновенно, цвет лица более матовым, красота более совершенной... А это выражение серьезной ясности! Боже мой, неужели ты можешь осыпать такими дарами существо, не вполне этого достойное?
ebooksa