Взлетная полоса

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это просчет, Юрий Михайлович. И очень серьезный.

— Просчета нет, Сергей Дмитриевич. И я не понимаю, почему вам так хочется поднять вверх руки?

— Тогда почему так получилось, что почти половина целей не попала на эти снимки? Если это не просчет, то что же?

— Я вас тоже спрошу: а почему вдруг не взлетают самолеты, над проектами которых работали, и кропотливо работали, десятки опытнейших специалистов? Почему, бывает, не срабатывают системы, которые перед запуском были выверены и перепроверены? Вы считаете, что тоже из-за просчетов? Так нет! И тысячу раз нет, Сергей Дмитриевич! В наш век ЭВМ и компьютеров просчитаться трудно. Я бы даже сказал, почти невозможно. Другое дело — чего-то не учесть. Мы ведем постоянную, жестокую борьбу с природой и далеко не всегда, не из каждого поединка, выходим победителями, потому что еще не умеем, не научились предвидеть все те сюрпризы, которые она нам готовит.

— Пусть будет по-вашему, — не стал спорить Сергей. — Что же мы не учли здесь?

— Не знаю, — категорически ответил Бочкарев и добавил: — Пока не знаю. Будем искать и найдем. Во всяком случае, я от своей версии не отказываюсь.

— И я тоже не отказываюсь, — добавил Окунев. — Испытания только начались, и спешить с выводами нечего.

— Надо еще проверить, с какой высоты этот бес снимал, — заметил Заруба.

— Я, между прочим, об этом тоже подумал. На малых высотах определить точное расстояние до земли на глаз практически почти невозможно, — услышал Сергей чей-то чужой голос. Он обернулся и только сейчас увидел в комнате Жердева. Представитель авиации сидел за маленьким столиком, стоявшим возле окна, и курил. Он, конечно, слышал весь разговор конструкторов, но до этого момента своего мнения не высказывал.

— Вы считаете, что все это могло случиться из-за ошибки испытателя? — сразу насторожился Сергей.

— Вполне.

— И вы такое допускаете, Юрий Михайлович?

— Во всяком случае, не исключаю! — решительно заявил Бочкарев. — Вот теперь настало время сомневаться абсолютно во всем, проверять и перепроверять решительно все. И начинать надо, что называется, от печки. И тогда тот самый сюрприз, о котором я только что говорил, может обнаружиться как раз там, где его ждали меньше всего. Я помню, как мы неделю искали дефект в самом первом варианте «Совы». Всю размонтировали, разобрали по винтику, все проверили. Собрали снова, установили, а на экране опять те же помехи. И знаете, что же в конце концов обнаружилось? Рядом, совсем в другой системе, работал вибропреобразователь. Он и давал фон. Но так как он работал постоянно, выявить какую-либо закономерность в появлении помех мы просто не могли. И уж только потом кто-то обратил на это неудачное соседство внимание. Так что искать будем терпеливо, настойчиво и, я повторяю, от печки!

— А где, между прочим, Владимир? — спросил вдруг Окунев. — Наверное, в первую очередь надо было бы с ним потолковать.

— Пошел отдыхать. К себе пошел. У него же ночью вылет, — ответил Жердев.

— Потолковать, конечно, следует. И потолкуем, — согласился Бочкарев. — Но надо, очевидно, и помочь ему. Надо установить у него на борту прибор, который точно зафиксирует высоту съемки.

— Он зафиксирует, а я проконтролирую. А что вы скажете, если мне самому подняться в воздух? — обвел присутствующих взглядом Сергей.

Предложение было неожиданным, да и не совсем обычным.

— Вы хотите участвовать в испытаниях? — переспросил Бочкарев.

— Хотя бы при испытании, — поправил Сергей и улыбнулся. Ему вдруг стало весело от мысли о том, что через день-два спарка унесет его, как в печную трубу, в мягкую темноту безлунного ночного неба.