Взлетная полоса

22
18
20
22
24
26
28
30

Но двигаться до низины, в которой Кольцов, как в наиболее удобном для эксперимента месте, установил дымовые шашки и только что по радио дал приказ поджечь их, не пришлось. Видимость на экране прибора заметно начала ухудшаться. Очертания предметов стали расплывчатыми, дальность наблюдения резко снизилась.

Кольцов привычно запросил механика-водителя:

— Как видишь, Акрам?

— Муть пополз…

— Откуда?

— Откуда всегда ползет.

— Значит, туман. А я думал, у меня прибор забарахлил.

— Фару можно включить? — спросил Ахметдинов.

— Еще чего! Ты уж как-нибудь по прибору ловчи, — стараясь выдержать серьезный тон, ответил Кольцов.

— Да я ничего не вижу!

— А вы что видите, Юлия Александровна? — обратился Кольцов к Руденко.

— Да вообще-то тоже почти ничего, — ответила Юля, как показалось Кольцову, уставшим и безразличным тоном. — Но это вполне естественно: дым, туман. Нам это известно…

— Вам-то да. А механику-водителю от этого не легче! Включай, Акрам, ближний свет, помогай «Сове».

Танк снова рванулся вперед.

— В дыму, Юлия Александровна, еще хуже. А в огне «Сова» совсем слепнет, — продолжал Кольцов, — впрочем, сами сейчас во всем убедитесь.

Колея в низине была сильно выбита. Танк переваливался с борта на борт и с носа на корму, как челн в штормовую погоду. На экране «Совы» в мареве тумана мелькали то верхушки деревьев, то бесформенные нагромождения вывороченной гусеницами земли. До намеченного рубежа оставалось еще метров триста. И вдруг Юля взмолилась:

— Сергей Дмитриевич, давайте остановимся. Я больше не могу.

— Стоп! — скомандовал Кольцов.

Танк остановился, словно налетел на невидимое препятствие.

— Мне плохо, — призналась Юля и добавила: — Странно… А на машине я езжу очень легко.