– Изо Гриффо.
– Согласен.
– Малыш весьма признателен. – Боб шаркнул ножкой, но глаза его сверкали: – Это всего лишь временное перемирие.
Хаферкамп пожал плечами и вышел из библиотеки. Он уходил со смутной надеждой, что Боб и года не проживет с такими возможностями. Гоночная машина и пятнадцать тысяч марок в месяц должны сломать шею Бобу Баррайсу.
Боб посмотрел на Гельмута Хансена, подняв брови. Они остались одни: бросивший вызов судьбе и обласканный судьбой.
– Когда ты женишься? – спросил Боб.
– На Рождество.
– Желаю, чтобы в первую брачную ночь удар молнии поразил тебя между ног…
Засунув руки в карманы, Боб вышел. В общем и целом он был доволен этим вечером.
Свадьба, как ни пытались держать ее в тайне, все же взволновала Вреденхаузен больше, чем этого хотелось Теодору Хаферкампу. Люди понимали, что Хаферкамп, знавший всех в лицо в маленьком городке, возьмет на заметку каждого любопытного, кто придет поглазеть на эту странную свадьбу в ратуше. Жители всегда надеялись, что свадьба в семье Баррайсов будет сопровождаться небывалым фейерверком, раздачей бесплатного пива на заводах и другими торжествами, и вот единственный наследник женится втихомолку, почти тайно, никто не знал невесту, а пастор Лобзамен даже венчал дома. Все это было более чем странно.
Поэтому все окна вокруг ратуши были раскуплены, как только стали известны день и час регистрации брака, опять же благодаря чьей-то необъяснимой несдержанности. Как в Кельне во время карнавала за месяц вперед продают все места у окон на улицах, по которым пройдет шествие, так и жители с ратушной площади Вреденхаузена сделали хороший бизнес. Три окна пекаря Ломмеля непосредственно возле ратуши стоили по десять марок с носа. У каждого окна могло разместиться шесть человек, так что чистый доход составил сто восемьдесят марок без всяких налогов. Такой высокой не была порой даже дневная выручка в булочной.
Теодор Хаферкамп не пытался сосчитать или опознать лица, прилепившиеся ко всем окнам. Он с достоинством прошествовал в ратушу, за ним следовали Гельмут Хансен, бывший свидетелем, жених с невестой и доктор Дорлах в ослепительной визитке. Боб Баррайс женился на современный манер, в итальянском темно-синем костюме в широкую белую полоску, сшитом на заказ. Марион Цимбал была в розовом – целое облако тюля и нежных кружев, по которому растекались ее длинные черные волосы. Эта картина сразу дала повод для самых невероятных предположений.
Две пожилые дамы якобы узнали ее по картинке в иллюстрированном журнале.
– Она принцесса, – объявили они. – Откуда-то из Италии, очень древний дворянский род. Баснословно богата. Всегда вот так – богатство на богатстве женится.
В версию с принцессой город поверил сразу и без комментариев. От Боба Баррайса ожидали всего, чего угодно, – и то, что он дворянку в рурский бассейн привезет. Но почему так секретно? Почему так поспешно? Ведь именно в этих кругах пышная свадьба – обязательный ритуал. Чем же должна жить масса журналов, если принцессы будут выходить замуж не с блеском, а тайком?
Несмотря на предостерегающие взгляды, чиновник не удержался от речи, и Хаферкамп был рад, когда через полчаса он, наконец, вышел на площадь и быстро сел в свою машину. Боб и Марион Баррайсы (ее рука сильно дрожала, когда она выводила эту фамилию на брачном свидетельстве), выйдя из ратуши, огляделись по сторонам. Головы отпрянули от окон. Доктор Дорлах громко засмеялся:
– Как в древнем Китае. Там тоже никто не смел смотреть в глаза императору!
В замке Баррайсов уже поджидал пастор Лобзамен и символически ввел молодую жену в ее новый дом. Это должен был сделать Хаферкамп, но он уговорил пастора взять на себя эту миссию, пообещав больше пожертвовать на новые скамьи в церкви.
И здесь венчание было скромным, лишь в рамках положенной церемонии. Никто даже не пел, да и смешно было бы, если бы дядя Теодор и доктор Дорлах завели церковную песню. Так что пастор один пропел свою литанию, двое служек, без которых Хаферкамп не смог обойтись, старались вовсю и получили потом каждый по двадцать марок и полную тарелку пирожных. Потом дворецкий Джеймс с важным видом пригласил к столу.
Но единственная часть всей церемонии, обещавшая стать приятной, была прервана появлением бледной от ужаса горничной, которая ворвалась в столовую и, прикрыв рот фартуком, пролепетала:
ebooksa