– Как бы мне хотелось съездить вам по физиономии! – хрипло проговорил доктор Дорлах.
– Сделайте это! Только служитель еще не ушел. Вы сильнее меня, я знаю. Но я предупреждаю вас: я ударю ногой ниже пояса.
Они стояли близко друг к другу: Боб и человек, спасший его. На Дорлахе еще была его просторная черная адвокатская мантия с шелковым блестящим воротником.
– Вы в последний раз пользовались моими услугами, – часто дыша, сказал Дорлах.
– А вы мне и не нужны больше, сожитель параграфов. – Баррайс оттолкнул его, как смердящего нищего. – Чего вам еще надо? Вы всего добились – моего ухода из фирмы, отказа от наследства, моего изгнания, безупречного реноме Баррайсов, спасения чести семьи… Все произошло так, как было запланировано за столом генштаба Баррайсов. Одно вы только не учли: я хочу жить! И я буду жить. Без Баррайсов! Когда я получу свою первую ежемесячную выплату?
– Если хотите – завтра.
– Мою новую машину?
– Выберите себе любую, счет ко мне.
– Квартиру в Каннах?
– Поезжайте туда и представьте нам предварительную смету, которую мы будем проверять.
– Обосранный клочок туалетной бумаги пошлю я вам! – с наслаждением произнес Боб.
– Само собой разумеется, мы примем его к оплате, – столь же иронично ответил доктор Дорлах.
– Ах вы, скользкий негодяй! Слизняк проклятый! Как же я вас всех презираю! Никогда не видеть вас больше – это лучшее, что мог придумать дядя Теодор! Платите – и оставьте меня в покое!
– И у нас то же желание: возьмите деньги и не создавайте нам больше трудностей.
– Кроме одной. Одной, которая будет повторяться и лишит вас рассудка. Я буду делать детей! Наследников Баррайсов, как я уже объявлял! Я пожру Баррайсов через Баррайсов! Гуд ивнинг, сэр!
Боб коснулся пальцами волос и вышел из зала суда. Доктор Дорлах остался один, неприкаянный в своей черной струящейся мантии, с зажатыми под мышкой бумагами. Служащий суда, которому было пора закрывать двери и открывать окна для проветривания, с шумом убирал на председательском столе. Он звенел графином с водой и стаканом, явно призывая уйти.
Доктор Дорлах медленно направился к двери. «Через несколько минут начнется второй акт драмы, – подумал он. – Уже сейчас Боб Баррайс растерян. Но лучше сломить
Он покинул зал суда и увидел Боба Баррайса одного, растерянно стоявшего в коридоре. Его первым поползновением было подбежать к доктору Дорлаху и спросить его о чем-то, но он сдержался, это было явственно видно, и отвернулся, когда Дорлах прошел мимо.
Марион не было.
Она не ждала в коридоре, не стояла на лестнице, ее не было и на улице. Боб носился туда и сюда, даже остановил и спросил служащего суда, но у них были другие проблемы, чем наблюдать за молодыми женами. Боб постоял еще четверть часа, потом осмотрел все туалеты и наконец ушел из суда с явными признаками смятения. Оставался еще один вариант, и мысль о нем действовала успокаивающе, почти оглушающе на его взвинченные нервы, охваченные паникой: «Марион поехала вперед. Она поставит шампанское в холодильник, разберет постель и примет меня, как победителя. Как золотой приз, вручит она мне свое тело, и это будет самая блаженная ночь в ее объятьях».