Человек-землетрясение

Доктору Дорлаху удалось выследить беглецов только досюда. Он сразу же поехал к Чокки, но упрямый дворецкий даже за пятьсот марок не выдавил из себя ничего, кроме: «Ниже моего достоинства говорить за деньги». Первую и единственную зацепку Дорлах получил от шофера. Тот сообщил, что Чокки-младший приобрел карту Сицилии. Он просматривал ее, когда шофер зашел за старым Чокки, чтобы вести его на заседание наблюдательного совета.

– Сицилия! – произнес Теодор Хаферкамп голосом, полным смутных предчувствий. – Это еще никогда не приводило ни к чему хорошему! Одному дьяволу известно, что они могут там замышлять. Что можно придумать на Сицилии, Гельмут?

– Такой человек, как Боб, может повсюду поджечь мир. Его фантазия в изобретении увеселений неиссякаема и причудлива.

– Если бы он хотя бы десять процентов от нее вкладывал в честную работу! – воскликнул Хаферкамп. Он намеренно повысил голос, поскольку в салон вошла Матильда Баррайс. Она была бледна, хрупкое создание из фарфора, как будто рожденное со сложенными руками.

– Вести от Боба? – спросила она.

– Да. Он, должно быть, на Сицилии.

– Наверняка в санатории.

– Абсолютно точно. Питьевое лечение. Высасывает пот из женских пупков!

Матильда Баррайс вздрогнула, но не отреагировала на этот выпад. Она посмотрела на Гельмута тем молящим взглядом, полным материнской тревоги, перед которым никто не может устоять:

– Ты посетишь его, Гельмут?

– Сначала он должен разыскать его!

– Я сделаю все, что в моих силах. – Хансен беспомощно поднял руки. – Но Сицилия велика. Как найти в ней наугад двух человек?

– Есть только один вариант: обойти все знаменитые отели в городах. В одной из этих роскошных коробок они наверняка ночевали. Тогда у тебя есть хоть одна зацепка. – Хаферкамп с вызовом посмотрел на сестру. Это был взгляд, которого Матильда всегда избегала. Когда речь шла о Роберте, ее всегда угнетало чувство вины. «Что я сделала неправильно? – часто спрашивала она себя. – Ведь в детстве он был таким милым и послушным мальчиком». Она не знала, что три служанки уволились в те годы потому, что четырнадцатилетний Боб подкарауливал их во флигеле для слуг и рывком расстегивал им блузки.

Гельмут Хансен добрался до Катании. Здесь след обрывался. В отеле «Палаццо» Боб и Чокки отдыхали три часа и заморозили целую гору пакетов в морозильной установке гостиницы. Это он слышал и в Мессине.

Двадцать пакетов.

Хансен искал этому объяснение и не находил. Но, если Боб Баррайс с таким грузом разъезжает по Сицилии, это неспроста.

И вот Гельмут Хансен торчал в Катании в надежде на великого помощника всех растерявшихся: на случай. Он прождал больше недели, объездил на взятом напрокат автомобиле все дороги вдоль побережья, был в Сиракузах и Ликате, в Марсале и Трапани, в Палермо и Цефалу. Он кружил вокруг острова в надежде встретить перед одним из прибрежных отелей универсал из Эссена. Боб может быть только на побережье, решил Хансен, только там, где есть вода и девочки, он чувствует себя хорошо. Внутри страны, по которой столетия пронеслись, как горячие ураганы, нет места для увеселений Боба Баррайса.

Его поиски были напрасными, потому что Чокки и Боб к тому времени уже расстались и вернулись в Германию. Чокки отправился в Мюнхен – ему вдруг пришла в голову очередная идея, которая его целиком захватила. Он одолжил Бобу три тысячи марок и дал с собой бланковый чек Эссенского банка.

– Предел – десять тысяч марок, – сказал он, сгорая от нетерпения. – Где мы встречаемся?

– В Каннах. – Боб Баррайс написал расписку и пододвинул ее Чокки. Порядок прежде всего, даже среди друзей. – Ты на тачке поедешь в Мюнхен?