– А если так, – твердил Саркани, – то это письмо грозит нам большими неприятностями. Ваша жена всегда была на стороне Савы и настроена против меня; более того – она поддерживала моего соперника. Что, если у неё накануне смерти хватило сил выдать наши тайны? В таком случае нам с вами, пожалуй, благоразумнее уехать из Рагузы – ведь оставаться здесь рискованно.
– Если бы это письмо было написано, – сказал ему несколько дней спустя Силас Торонталь, – на нас уже обрушились бы неприятности. А ведь до сих пор всё идёт по-прежнему.
Саркани нечего было ему возразить. В самом деле, покамест всё было спокойно, и казалось, им не грозит никакой беды.
Между тем беда надвигалась, но совсем иная, чем они предполагали. Произошло это через две недели после смерти госпожи Торонталь.
После кончины матери Сава стала уединяться и не покидала своей комнаты. Она не выходила даже к обеду. Банкир чувствовал себя в её присутствии неловко и не искал случая остаться с нею с глазу на глаз. Он предоставлял ей полную свободу и жил своей жизнью на другой половине дома.
Саркани резко осуждал поведение Силаса Торонталя. Ведь при таком положении вещей ему уже совсем не удавалось видеть Саву. Поэтому он резко высказывал банкиру своё неудовольствие. Хотя в первые месяцы после похорон не могло быть и речи о свадьбе, Саркани не хотелось, чтобы Сава думала, будто он отказался от мысли об этом союзе.
В конце концов Саркани стал так настойчив, что Силасу Торонталю пришлось сдаться, и шестнадцатого августа он велел передать дочери, что хочет с нею переговорить в тот же вечер. Он предупредил её, что при их разговоре будет присутствовать Саркани, а потому думал, что Сава откажется прийти. Но он ошибся. Девушка ответила, что готова исполнить его желание.
Вечером Силас Торонталь и Саркани, сидя в большой гостиной, с нетерпением ждали прихода Савы. Первый решил прибегнуть к своей отцовской власти и не идти ни на какие уступки. Второй намеревался быть сдержанным, больше слушать, чем говорить, и надеялся, что ему удастся разгадать тайные помыслы девушки. Он по-прежнему опасался, что ей кое-что известно.
В указанное время Сава пришла в гостиную. При её появлении Саркани встал, но на его поклон девушка не ответила, даже не кивнула головой. Она словно не замечала его, или, вернее, не хотела замечать.
По знаку Силаса Торонталя она села и с равнодушным видом стала ждать, когда с нею заговорят. В траурном платье она казалась ещё бледнее.
– Сава, я вполне понимаю, что ты убита горем, и до сих пор не нарушал твоего уединения. Но после этого прискорбного события волей-неволей приходится решать кое-какие материальные вопросы. Хотя ты ещё и не совершеннолетняя, надо поставить тебя в известность, какая часть наследства приходится на твою долю…
– Если речь идёт только о моих материальных интересах, – ответила Сава, – то незачем продолжать этот разговор. Я не притязаю ни на какое наследство!
У Саркани вырвался жест удивления, и в глазах у него блеснула тревога.
– Мне кажется, Сава, ты сама не понимаешь, что говоришь, – продолжал Силас Торонталь. – Хочешь ты этого или нет – ты наследница своей матери, госпожи Торонталь, и по существующим законам в день твоего совершеннолетия я обязан дать тебе отчёт…
– Если только я не откажусь от этого наследства, – спокойно возразила девушка.
– Откажешься? Но почему?
– Да потому, что не имею на него никакого права!
Банкира передёрнуло. Такого ответа он никак не ожидал. Саркани упорно молчал. Он решил, что Сава затеяла какую-то игру, и старался разгадать, в чём дело.
– Не понимаю, Сава, – продолжал Силас Торонталь, раздражённый холодным тоном девушки, – решительно не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Я вовсе не собираюсь обсуждать с тобой юридические вопросы. Ты, как несовершеннолетняя, находишься под моей опекой и не имеешь права самостоятельно принимать какие-либо решения. Ты должна мне подчиняться; надеюсь, ты признаешь отцовскую власть?
– Может быть, – ответила Сава.