В то утро, часов в десять, когда Джэм Уэст стоял на вахте, а Лен Гай заперся у себя в каюте, метис приблизился ко мне с очевидным намерением вызвать на разговор, о предмете которого было нетрудно догадаться. Как только он оказался рядом с моей скамеечкой, я сказал, желая сразу перейти к делу:
— Дирк Петерс, вы хотите, чтобы мы поговорили о нем?
Глаза метиса вспыхнули, как угольки, на которые хорошенько подули.
— О нем! — прошептал он.
— Вы все так же преданы его памяти, Дирк Петерс!
— Забыть его, сэр? Никогда!
— И он все время здесь, перед вашими глазами…
— Все время! Понимаете… Мы пережили вместе столько опасностей… Как нам было не стать братьями… нет, отцом и сыном, вот так! Да, я люблю его, как собственное дитя! Мы так долго пробыли в разлуке… Он был так далеко от меня… Ведь он не вернулся… Я-то возвратился назад, в Америку, но Пим… бедный Пим… он все еще там!
На глаза метиса навернулись огромные слезы. Оставалось недоумевать, как они не испарились в тот же миг от пламени, которым пылал его взор.
— Дирк Петерс, — продолжал я, — есть ли у вас хоть какое-то представление о маршруте плавания, которое вы проделали вместе с Артуром Пимом на каноэ после того, как отошли от острова Тсалал?
— Никакого, сэр! У бедного Пима не было никаких инструментов — ну, тех, которыми пользуются на море, чтобы смотреть на солнце. Откуда нам было знать?.. Однако восемь дней подряд течение несло нас на юг — течение и ветер. Славный ветерок, спокойное море… Мы поставили на планшир два весла, как мачты, и привязали к ним наши рубахи, ставшие парусами…
— Да, — отвечал я, — белые рубахи, цвет которых внушал такой ужас вашему пленнику Ну-Ну…
— Может быть… Я уже мало что понимал… Но если так говорит Пим, верьте Пиму…
Я мог лишний раз убедиться в том, что некоторые явления, о которых рассказывалось в дневнике, доставленном метисом в Соединенные Штаты, не привлекли внимания его самого, и еще более укрепился во мнении, что явления эти существовали исключительно в пылком воображении автора дневника. Я решил воспользоваться случаем и выпытать об этом у Дирка Петерса побольше.
— В эти восемь дней у вас было что поесть? — спросил я.
— Да, и потом тоже… Хватало и нам, и дикарю… В каноэ были три черепахи, а в них достаточно пресной воды. У них вкусное мясо, его можно есть даже сырым — да, сэр, сырым!..
Последние слова он произнес почти шепотом и тут же стал озираться, словно испугавшись, не подслушали ли его.
Я понял, что его душа все еще содрогалась от воспоминаний о страшных сценах на борту «Дельфина». Трудно передать, какое жуткое выражение появилось на физиономии метиса, когда он обмолвился о сыром мясе! Однако это было вовсе не выражение каннибала[107] Австралии или Новых Гебридов — передо мной сидел человек, испытывающий непреодолимый ужас перед самим собой!..
Выдержав некоторую паузу, я повернул разговор на нужную тему.
— Дирк Петерс! Судя по рассказу вашего спутника, первого марта вы впервые увидели обширную завесу из серых паров, пронзаемую лучами света…
ebooksa