Цвет цивилизации

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вот как? – сказал он, отступая. – Вы осведомлены более, чем я предполагал. Тем лучше. Раз уж вы начали быть откровенной, я надеюсь, что вы будете ею до конца. Одно только слово, и я уйду – навсегда. Если я убью себя, выйдя отсюда, я хочу знать, по крайней мере, за что. Сделайте одолжение, скажите причину вашего отказа, истинную?

Она села опять.

– Я не обязана говорить вам ее.

– Но, быть может, я ее угадаю сам?

Она поднялась, надменная, и протянула руку к сонетке звонка.

– Не звоните, – быстро сказал Мевиль. – Я способен отнестись к вам без уважения перед вашей прислугой. Кончим. Вы не хотите выйти за меня замуж? А есть ли у вас основания привередничать? Вы бедны, как нищая, вы это знаете. Что же, вы надеетесь во второй раз встретить человека, как я, готового взять вас голой и заплатить долги вашего отца?

Она слушала со скрещенными на груди руками. Вдруг он увидел, что она смеется. Смеется с торжеством. Он остановился, внезапная мысль ослепила его.

– Ах, я глупец! Вы уже нашли его, вашего простофилю… И вот почему… Но кто же это? Кто?

Он доискивался, охваченный бешенством, с той проницательностью ясновидения, которая наблюдается в минуты жестокого напряжения нервов.

Она пожала плечами. Подавив свое негодование, она снова сделалась безучастным сфинксом, которого люди не могут рассердить. Она почти с состраданием смотрела на того, кто стоял перед нею, брызжа слюной от ярости.

– Ступайте вон, милостивый государь, – сказала она просто.

И так как он не тронулся с места, она сама сделала два шага к двери. Он осмелился протянуть руку и коснуться ее плеча. Она обернулась, быстрая как молния, с глазами, засверкавшими ярким пламенем на ее бледном лице.

– Подлец! – закричала она. – Я не ошиблась, отказав вам сейчас. Я хорошо поняла, что вы такое: человек без чести и мужества, презренный, истасканный, низкий, подлец! Вот, вот почему я не хотела вас. Вот почему вы мне внушаете ужас. Посмотрите на себя в это зеркало! Посмотрите скорее, да посмотрите же!

Он невольно посмотрел.

– Ваши провалившиеся глаза? Ваши зеленые щеки? Вся ваша постыдная, гнусная жизнь написана на вашем лице! Ведь это же видно, ведь это можно прочесть, что вы не мужчина больше, а сломанный картонный паяц, нити которого порвались. И вы хотите жениться на мне, хотите меня купить за ваши четыре су. Меня, молодую, здоровую, чистую? Вы, который старше стариков, который скоро сядет в коляску для паралитиков? Вы с ума сошли! Это стоит дороже – купить чистую девушку.

Он пытался выпрямиться, изнемогая от стыда.

– Дороже? Сколько же? Я спрашиваю цену. И имя покупателя! Богача, олуха, готового на все, самодовольного рогоносца… Черт возьми, да я его знаю, это Роше. В Сайгоне никого нет ни развратнее, ни богаче. И я хорошо помню: я видел, как он слюнявил вашу перчатку в тот вечер у губернатора…

Она не покраснела.

– Вы видели? Тем лучше! Да, я выйду за него – если я захочу, если я удостою захотеть, если жизнь заставит меня, бедную, как нищая, продать себя. Но по крайней мере, покупатель будет богат, как царь. А вы…

Пальцем она указала ему на дверь. Ее глаза метали молнии.