— И Злого Джона могли убить?
— Могли… Но могло все обернуться и другой стороной. Поэтому я не должен был позволить случайности…
— Лишить вас возможности завладеть испанским караваном?
Девото пристально поглядел на Долорес, чье лицо было совсем близко от него.
— Что бы вы ни говорили, Девото, мне с каждым днем все больше кажется, что вы не тот человек, кому по душе грабеж, насилия и жестокость.
Девото ничего не ответил. Долорес негромко спросила:
— А как случилось, что вы стали флибустьером или корсаром, сеньор Девото? Извините, я не знаю, что будет более соответствовать действительности.
Моряк еще пристальнее поглядел на девушку и в свою очередь спросил:
— Вас по-настоящему это интересует или вы спрашиваете так, чтобы о чем-то поговорить?
— Разве я могла бы позволить себе подобную нетактичность? — Долорес опустила глаза.
— Ну зачем же так строго себя судить, сеньорита? Мне понятно движение души вашей, ясен ход ваших мыслей. Ведь от того, что в конечном счете я собой представляю, во многом зависит и ваша судьба. — Девото умолк, глядя на вспыхивающую яркими бликами линию прибоя. — Все началось с Европы… В нашей с вами мрачной Испании я стал чувствовать себя лишним… В поисках свободы действий и мысли, в попытке найти возможность приложить себя, свою энергию, с ощутимой для меня и таких, как я, людей отдачей, я выехал в Новый Свет… Здесь тоже было не лучше… Правители — губернаторы, алькальды, альгуасилы — пользуются еще большей абсолютной и бесконтрольной властью. Разные проходимцы и дельцы, умеющие из любого положения извлекать выгоду, здесь, в колониях, процветают еще с большим успехом, чем в Испании. Правда, вскоре я встретил людей, близких мне по духу, и посвятил свою жизнь борьбе со злом… с теми, кто нарушал покой мирных селений и городов, кто враг моих соотечественников, стремящихся, как я потом понял, здесь, за океаном, на этой земле построить лучшую жизнь, чем та, которая существует в Испании…
Долорес слушала и не понимала смысла слов ее собеседника.
— Ну, а как же вы… — Девушка запнулась, но затем решительно закончила: — как же вы теперь идете с ними на грабеж… с англичанами против испанцев?
Девото ответил не сразу.
— В жизни человека бывают моменты, не всегда объяснимые на первый взгляд… — начал он, но спохватился и после небольшой паузы сказал: — Будет куда справедливее, если сокровища, которыми набиты трюмы галеонов, останутся здесь, а не отправятся в королевскую казну. Кто вора очистил обитель, тот не грабитель, сеньорита. Уже поздно. Идите спать, Долорес. Спокойной ночи!
Следующей ночью Долорес снова вернулась к разговору о том, что жизнь флибустьера или корсара не может быть уготована судьбой капитану Девото.
— Когда вы среди них, я смотрю и вижу или только этих людей, или вас одного. В моем представлении вы не можете быть единым целым. Я представляю вас среди грандов, в королевском дворе. Вы, Девото, могли бы столько сделать рядом с вице-королем Новой Испании.
Капитана передернуло от этих слов, но он сдержался:
— Я был при дворе вице-короля дона Гаспара Де ла Серда Сандоваля Сильва и Мендоса. Однако единственно достойной в его окружении была монахиня, которую вы, Долорес, мне очень напоминаете. Она была поэтессой. Звали ее Хуана Иннес Де ла Крус Вы читали ее стихи?
Долорес отрицательно покачала головой.