На грохот в комнату вошла мать Ньюмора. Несколько секунд она молчала, оценивая ситуацию.
Линда и Ньюмор стояли рядом, виновато потупив глаза.
Мать Ньюма нарушила молчание:
— Опять подрались?
Мальчик покачал головой.
Женщина перевела испытующий взгляд на Линду:
— Это ты сделала?
— Я… — прошептала Линда.
Мать Ньюмора с сожалением посмотрела на осколки фарфора, усеявшие пол.
— Этой чашке, девочка, было четыреста лет… — вздохнула она. — Как это случилось?
— Я танцевала, мама… Вернее, училась танцевать джигу… А пол скользкий… — начала пояснять Линда и, не договорив, умолкла: она сама почувствовала, что ее слова звучат неубедительно, падают в пустоту.
Мать покачала головой.
— Линда права, пол скользкий, как каток, — неожиданно вступился за нее Ньюм. В доказательство своих слов он разбежался и проехался на ногах до самого окна.
— Трудный ребенок, — произнесла мать, неизвестно кого имея в виду.
Ньюм, облокотившись о подоконник, уставился в окно, словно все происходящее перестало его касаться.
Наконец, произнеся еще несколько приличествующих случаю сентенций, мать Ньюмора удалилась, чтобы отдать Робу приказание вымести из комнаты осколки.
Когда дверь закрылась, Линда с облегчением вздохнула. Ньюмор отвернулся от окна. Она исподлобья бросила взгляд на его плутоватые глаза, на губы, готовые, как ей показалось, растянуться в улыбке. Небрежным жестом Ньюмор взлохматил волосы, и без того торчавшие во все стороны.
— Тоже мне заступница выискалась, — протянул он. — А мне, может, не надо, чтобы за меня заступались.
— А что тебе надо, Ньюм? — тихонько спросила Линда.
— Мне нужно, Рыжик, чтобы ты всегда говорила правду. Разве я могу дружить с девчонкой, которая говорит неправду?