Корнелий некоторое время переваривает смысл прочитанного, потом со вздохом произносит:
— Ну, это очень уж наивно. Пожалуй, даже глупо. Как они, однако, представляют себе превращение богом вещества в пылающую энергию? Допустим, однако, что бог, превратив материю в энергию, покарает этим коммунистов и атеистов, ну, а верующие куда же денутся, когда будет полыхать наша планета? Слушай, что они еще пишут: «Бог мыслит мир и творит его, реализуя в материи свои идеи…» Ты видел кинофильм «Солярис» по Станиславу Лему?
— Не помню даже, когда был в кино.
— Наверное, бог, по этой книжонке, подобен океану в «Солярисе», материализующему тайные мысли прилетевших исследовать его ученых Нет, это рискованно преподносить нашим прихожанам, более активно, чем ты, посещающим кино. Они станут слишком примитивно представлять себе бога. А вот высказывания бельгийского математика Леметра о «красном смещении» и «расширяющейся Вселенной» стоит упомянуть. Это уже прямое доказательство «начала мира» и возникновения Вселенной, а стало быть, и явный «акт творения». Жаль, что время этого творения не совпадает с библейским.
Полистав книжку, Корнелий продолжает:
— Тут есть и цитатки из Альберта Эйнштейна, которые можно истолковать в пользу всевышнего. Я, правда, прочел недавно статью его в связи с какой-то годовщиной со дня смерти Коперника. В ней он заявляет: «С радостью и благодарностью мы чтим сегодня память человека, который больше, чем кто-либо другой на Западе, способствовал освобождению умов от церковных оков…» Это уже не в пользу не только церкви, но и бога. Так ведь всем известно, что великий физик любил пошутить даже над богом. Сказал же он как-то, что бог — это что-то газообразное…
— Он, я вижу, не защитник божий, а богохульник. Зачем же они его в эту книжку? — спрашивает Вадим.
— Ну, это смотря какую цитатку из Эйнштейна привести и как истолковать. Зато имя-то какое громкое! Ученые почти все ведь безбожники. Во всяком случае, вреда богу от них больше, чем пользы. Даже те, которые искренне в него верят, объективно подрывают веру в него. Очень метко Энгельс, кажется, сказал, что с богом никто не обращался хуже, чем верующие в него естествоиспытатели.
— Но ведь и ты собираешься с помощью цитаток…
— Каких, однако!
Корнелий довольно потирает руки:
— Нужно будет покопаться хорошенько в древнецерковнославянских рукописях, не сомневаюсь, что найдутся в них какие-нибудь высказывания «пришельцев» и о «красном смещении» и о «расширяющейся Вселенной», подтверждающие сотворение мира всевышним. Это будет повесомее перетаскивания «пришельцами» каменных идолов на острове Пасхи! Пошли теперь к печатной машине. Нужно ее поскорее наладить. Ей предстоит немало потрудиться для реабилитации могущества всевышнего.
24
Татьяна пробыла в Одессе целую неделю. Ни ей, ни коллегам полковника Корецкого так и не удалось увидеть в порту магистра Травицкого. Он перестал ходить даже на Приморский бульвар. Но за день до отъезда Груниной из Одессы в областное Управление внутренних дел пришел матрос с итальянского судна и заявил, что он помог неизвестному пассажиру, сошедшему с этого судна, передать чемодан с типографским шрифтом какому-то советскому гражданину, ожидавшему их в подъезде одного из домов на улице Гоголя.
— Поверьте мне на слово, я ни за что не стал бы этого делать, — заявил итальянский матрос полковнику Корецкому. — Я слишком уважаю вашу страну. Но меня заставил сделать это один из помощников капитана. Вам я могу признаться, что попался ему однажды с контрабандным товаром (не в вашей стране, конечно). С тех пор помощник капитана держит меня в своих руках. Стоит отказаться выполнить какое-либо его приказание — сразу грозит выдать полиции.
— Как вам стало известно, что в чемодане шрифт? — спросил Корецкий.
— Я же понимал, что в нем что-то недозволенное, но догадаться, что именно, конечно, не мог. По всему чувствовалось, однако, что какой-то металл. И тогда я схитрил. «А что в чемодане? — спросил я того типа, с которым шел. — Уж не золото ли? Если золото, я отказываюсь нести его дальше. Я честный итальянский патриот и не позволю, чтобы из моей бедной страны вывозили золотой запас в богатый Советский Союз…» Тот тип стал меня ругать. Тогда я бросил чемодан и пошел в сторону порта. Чемодан был слишком тяжел, чтобы нести его одному. Пассажир вынужден был вернуть меня и показать, что в нем такое.
Они передали чемодан каким-то людям, которых матрос в темноте не мог как следует разглядеть, один из них, однако, по описанию матроса, напоминал магистра Травицкого…
— А если это так, — заключила Татьяна, — то этот шрифт должен оказаться скоро в Благовской семинарии.
Все это она сообщила подполковнику Лазареву, вернувшись в Москву.