7. Проведенный анализ радиации образцов воздуха, металла и бетона из 17-й лаборатории показал, что характер радиоактивного распада после этой вспышки не совпадает с характером радиоактивности при урановом, плутониевом или термоядерном взрыве».
— Гм, гм… — Самойлов положил листок на стол и прошелся по комнате из угла в угол. Он, как и Яков, осунулся за эти дни: смугловатое лицо стало желто-серым от бессонницы, на щеках отросла густая черная щетина. — Ты знаешь, — повернулся он к сидевшему у стола Якину, — я не могу себе представить, чтобы Сердюк просто не заметил вот это замыкание в вытягивающих магнитах. Не-ет… Ведь он, Алексей Осипыч, буквально чувствовал, где и что неладно! И вдруг такой грубый промах… Да наконец, ведь в мезонаторе была аварийная сигнализация.
— Может быть, они заметили, но не придали значения? — сказал Якин. — Не хотели прерывать опыт?
Самойлов молча пожал плечами. И снова они курили и думали об одном и том же. Николай подошел к окну. За окном чуть синели ранние сумерки. В воздухе, открывая зиму, кружил легкий праздничный снежок. Лохматые снежинки окутывали в декоративное кружево черный обгорелый труп «стеклянного» корпуса. Рабочие обносили корпус проволочной изгородью и вколачивали колышки с табличками: «Осторожно! Радиация!»
«Наверное, скоро корпус будут сносить…» — лениво подумал Николай.
В комнате было тепло — уже заработало паровое отопление. Ожившая от теплоты единственная муха ползала по стеклу, потом переворачивалась и, остервенело жужжа, билась крылышками об ощутимую, но невидимую преграду. Самойлов следил за ее движениями; вот так и он: чувствует, но не понимает, где главное препятствие. «Что же произошло? Что произошло? Что?» — надоедливо и бессильно билась в мозгу мысль.
Николай вздохнул и, подойдя к столу, взял листики анализов радиации; несколько минут рассматривал их против света.
— Ты знаешь, я где-то видел вот такие же данные, — задумчиво произнес он. — Или очень похожие…
Якин скептически фыркнул.
— Очень может быть: ты их рассматриваешь уже пятнадцатый раз…
— Не-ет, это ты брось… Я видел их где-то очень давно. Где? — Самойлов снова разложил таблицы анализа и стал сравнивать их.
Привычное мышление физика позволило ему по цифрам представить вид, длительность и спектры радиоактивного распада. Возникшие в воображении кусочки бетона и металлов, впитавшие в себя неизвестные ядерные осколки, излучали какие-то очень знакомые виды радиации. Какие?.. Память мучительно напряглась, и Николаю показалось, что он наконец вспомнил.
Не доверяя своей догадке, он бегом помчался по лестницам и по двору в белый двухэтажный домик, где помещались библиотека и архив. В комнатах архива пахло замазкой: стекольщики осторожно вставляли в окна звонкие листы стекла взамен выбитых взрывом. Было холодно — служительницы надели пальто поверх синих халатиков.
— Девушка! — едва не столкнувшись с одной из них, крикнул Николай. — Где у вас лежат материалы по теме «Луч»?
Через несколько минут он рылся в старых, замусоленных и запылившихся лабораторных журналах. Чем-то грустным и близким пахнло на него от страниц, неряшливо заполненных столбиками цифр, графиками, таблицами, схемами и всевозможными записями. Вот его записи. Оказывается, у него испортился почерк, раньше он писал красивее. Вот Яшкины записи анализа радиоактивности первых образцов, облученных минус-мезонами. А вот — Ивана Гавриловича: четкий и крупный почерк опытного лектора. Вот целый лист заполнен каким-то хаосом из формул, схем и цифр: это когда-то он спорил с Сердюком — теперь не понять и не вспомнить, по какому поводу, — и оба яростно чертили на бумаге свои доводы.
На минуту Николай забыл, что он ищет в этих журналах, — его охватили воспоминания. Ведь это было очень недавно — всего два года назад. Они с Яковом тогда были… так, ни студенты, ни инженеры, одним словом — молодые специалисты. Мало знали, мало умели, но зато много воображали о себе. Облучали мезонами разные вещества, искали нейтрид и не верили, что найдут его; слушали житейские сентенции Сердюка и научные рассуждения Ивана Гавриловича… Вот женский профиль, в раздумье нарисованный на полях, а под ним предательская надпись рукой Якова: «Это Лидочка Смирнова, а рисовал Н. Н. Самойлов». Ну да, ведь он тогда чуть не влюбился в Лидочку, инженера из соседней лаборатории. Но это увлечение было так скоротечно, что не оставило никаких следов ни в его душе, ни в дневнике. Начались самые интенсивные месяцы их работы, было некогда, и Лидочка благополучно вышла замуж за кого-то другого…
И вот нет ничего… Нет Голуба. Нет Сердюка. Нет мезонатора — только груда радиоактивных обломков. Есть нейтрид и еще что-то неизвестное, что нужно узнать…
«Ну, размяк!» — одернул себя Николай. Он достал из кармана анализы, расправил их и начал сравнивать с записями в журналах. Через четверть часа он нашел то, что искал: данные анализов сходились со спектрами радиоактивности тех образцов, которые они облучали больше двух лет назад, еще до возникновения идеи о нуль—веществе… Николай почувствовал, что найдена ниточка, очень тоненькая и пока не известно куда ведущая.
— Хорошо. Ну и что же? — спросил Яков, когда Николай рассказал ему об этом «открытии». — Что из этого следует?
— Многое. Слушай, мы теперь уже действительно кое-что знаем об этом веществе: знаем, что оно распалось с выделением огромной энергии, большей, чем при синтезе тяжелого водорода; что оно, хоть и слабо, но способно разрушать несокрушимый нейтрид; наконец, что оно распалось с выделением мезонов…
ebooksa