— Ты всегда всем прощаешь? — пробормотал я и только тогда спохватился, что назвал его на «ты». И покраснел.
— Мне будет очень приятно, если и ты будешь обращаться ко мне в личном указательном местоимении, — пошутил он.
Я покраснел еще сильнее, рассердившись на себя.
— Нет, я не всем прощаю и не всегда, — спокойно сказал он, будто не замечая моего смущения. — Есть одна категория людей, которым я никогда не прощаю, которых не приемлю, это — мещанство. Самая страшная и самая отвратительная категория людей, сынок. (Вот-вот, я назвал его на «ты», а он меня сразу уже «сынок»!) Мещанство страшно своей способностью к мимикрии, потому что, принимая личину нового, прогрессивного, оно на самом деле подгрызает, источает это новое, как жучок древесину. Я много думал об этом. Фундамент всей мещанской мудрости состоит в том, чтобы быть, «как все», «как люди», чтобы не выдаваться из ряду вон. Ох, как они ненавидят умственную самостоятельность, непохожесть, талант!
— Вот уж правда! Можно, я расскажу тебе про своего друга Марка? — перебил я Николая Ивановича.
И я тут же рассказал ему историю Марка. Как дядя сдирал с него штаны в присутствии девушки, как потом пытался засадить в колонию. Все-все рассказал.
Николай Иванович умел слушать. И я рассказал ему о роковой встрече с Гусем… Затем о Тане.
— Мне бы хотелось видеть эту девочку, — сказал он, улыбаясь. У него очень хорошая улыбка — добрая, нежная и язвительно-дерзкая в одно и то же время. Он хорошел, когда улыбался.
— Приходи к нам и увидишь. И бабушка будет рада! — пригласил я.
Потом мы пили чай. Вместе накрыли на стол. Николай Иванович повеселел и стал рассказывать о своей работе. Приглашал меня побывать у него в институте…
Да, он был генетик по призванию. Когда он говорил о своей науке, все в нем загоралось каким-то внутренним светом, вроде того, который зажигается в женщине, когда она говорит о своем ребенке.
— Давай-ка выпьем вина за нашу встречу! — вдруг перебил он сам себя, полез в низкий сервант и достал бутылку какого-то вина в плетеной корзиночке. Не успел он разлить вино, резко прозвучал звонок.
— Либо телеграмма, либо Геля, — сказал он, направляясь в переднюю.
Это была Ангелина Ефимовна.
— Принесла тебе грибов, — сказала она, — очень вкусно, только наша Аня может так приготовить. А… Коленька! А я от вас. Таня очень мне понравилась. Чудесная девочка! Вы, кажется, пьянствуете?
— Только собирались, — сказал Николай Иванович, ставя третий бокал. Он торжественно разлил вино.
— Выпьем за моего сына, — медленно произнес он.
— За моих отцов, — сказал я. Вино было вкусное.
Ангелина Ефимовна стала рассказывать о том, что начала писать новый труд.
— Если понадобятся добавочные сведения, придется съездить на плато…