…Они стояли на дороге, перерезая нам путь. Старые знакомые! Топорик, Рахит — Шурка Кузнецов. И совсем незнакомые мне парни. Шесть человек. Сергей остановил машину. Они явно не ожидали видеть нас. И не то смутились, не то вроде обрадовались.
— Сурок! Коля! Ребята, это же Коля Черкасов. Тот самый! — всполошился Шурка Кузнецов. Интересно, что означает: тот самый? (Начало известности?)
Ребята уставились на меня во все глаза.
— Сроду не думал, что ты вернешься! — удивленно заметил Топорик.
— Куда вы? Может, подвезем?
Но им было в другую сторону. Они направлялись в Билибино. Там строилась электростанция и можно было хорошо заработать.
Вид у ребят был неважный: почти у всех обморожены щеки, обувь разбита, на шею навернуто все, что нашлось под рукой — полотенца, рубашки, одеяла. Ни дать ни взять — наполеоновские солдаты при отступлении.
— До Билибина пешком не дойдете, — заметил Сергей.
— Кто-нибудь подвезет. А вы куда? Мы объяснили. Ребята переглянулись.
— Однако там у вас кто-то похозяйничал с топором. Не подумайте, что мы, — сказал Шурка. Все шестеро уставились на меня.
— Ребята… Гусь? — Это спросил я, но не узнал своего голоса.
Они опять переглянулись.
— Я скажу ему! Пусть что хочет делает с этим гадом! — как бы посоветовался с товарищами Шурка.
— А может, он уже подох?
— Подумаешь, ноги обморозил. Ничего ему не сделается— отлежится. Фашист проклятый! Никогда ему не прощу Цыгана…
Это они между собой. Сергей молчал, уже поняв. Кузнецов рассказал следующее.
Гусь добрался до нашей станции и перебил приборы, переломал мебель, разбил окна. Ребята были там и сразу поняли, что это его работа. Но встретились с ним дня два спустя.
В стороне от дороги в распадках догнивает разрушенное становье. В одном из бараков и подыхает сейчас Гусь.
— Что хочешь с ним делай. На твое усмотрение. Хошь в милицию передай, хошь убей, а нам все равно. Он — гад ползучий. И как только мы его слушались, дураки? — сказал мне Шурка.
— Я знаю, где это, — коротко заметил Сергей.