Преисподняя

Они поднялись на верхний этаж дома, который Айк видел в бинокль. Крыша то ли провалилась, то ли ее снесли, и получилась высокая площадка, видимая Шоуту в его прицел. Коридор был гораздо шире, чем показалось Айку. То, что он сейчас увидел, походило на библиотеку, набитую книгами и рукописями.

Айк остановился в середине комнаты. Здесь он и видел Али; сейчас она куда-то ушла. Пол был ровный, но наклонный, словно палуба тонущего корабля. Место не хуже прочих. Тут возникало ощущение, что находишься под открытым небом. Будь у него выбор, Айк предпочел бы умереть не в какой-нибудь узкой щели или лазе. Пусть это случится на открытом месте. К тому же Шоут велел оставаться в пределах видимости.

Во время своего ожидания Айк торопливо рассматривал помещение, строил планы на случай непредвиденной ситуации, готовил путь к отступлению, просчитывал разные возможности в зависимости от потенциального противника и его оружия. Руководила им привычка, а не надежда.

Он увидел отломанную колонну и установил на нее, на уровне глаз, ноутбук. Открыл крышку. На экране возникло лицо Шоута — уменьшенный вариант волшебника страны Оз.

— Чего они там ждут? — раздался его голос.

Девушка отпрянула. Внизу хейдлы с негромкими тревожными криками убрались в темноту.

— У них свои понятия, — сказал Айк.

Он огляделся. У стены стояли стопки каменных табличек, лежали горами свитки, похожие на карты, свернутые в рулоны; рукописи, пергаменты, покрытые письменами и рисунками. Чтобы Али работалось быстрее, хейдлы дали ей отобранные у солдат фонари. И она самоотверженно трудилась над расшифровкой праязыка.

Прошло еще минут десять. Из-за темных груд камня появилась Али. Не дойдя до Айка пятнадцати или двадцати футов, она остановилась. По щекам у нее текли слезы.

— Айк!

Она уже оплакала его и теперь оплакивала снова.

— Я думала, ты погиб. Я за тебя молилась. И еще молилась, чтобы ты, если как-то уцелеешь, не искал меня.

— Наверное, последняя молитва не дошла, — сказал Айк. — Как ты тут?

Как он и разглядел с утеса, ей еще не делали татуировок, во всяком случае на видных местах. Али у них уже три недели. К этому времени хейдлы обычно выбивают пленным женщинам передние зубы и начинают проводить другие обряды посвящения. У Али не было тавра владельца, и это вселило надежду, что обмен еще может состояться.

— Я все время слушала крики солдат. Они погибли?

— Не думай о них. Ты сама как?

— Со мной почти нормально обращаются. Пока ты не пришел, я даже думала, что для меня здесь найдется место.

— Не говори так! — оборвал Айк.

Значит, она уже начала поддаваться. Неудивительно. Ее влекут эти книги и здешний соблазн — соблазн стать человеком без родины. Когда попадаешь в какое-нибудь особенное место — в Черную Африку, Париж, Катманду, — словно лишаешься национальности, становишься гражданином века. Айк знал это по себе. Среди людей-пленников всегда были рабы, ходячие мертвецы. И редко, но бывали такие, как он — или Исаак, — потерявшие в глубинах свои души.

— Но я почти у цели. Я уже чувствую первые слова.