— Дзюбин…
— Степан! — послышался крик Ильи Ильича. — Иди сюда!
Подбежав к председателю сельсовета и Леониду, Степан Евдокимович потянул носом: действительно смердило.
— Пахнет, — подтвердил Степан Евдокимович.
Леонид пошел было вперед, но председатель сельсовета удержал его:
— Не лезь… Дело такое…
И тут Илья Ильич увидел торчащую из-под камней непомерно распухшую фиолетовую руку с почерневшими ногтями.
Обернувшись, Илья Ильич глянул на Леонида: огромные, будто совсем белые, без зрачков глаза, лицо словно без губ — так они были бледны.
— Откопать… Откопать!
— Он давно умер… Он давно умер… — приблизив губы к уху Леонида, почему-то шепотом твердил Илья Ильич.
— Ну что ты… Ну что ты… — басил растерянно Степан Евдокимович.
— Откопать! Похоронить… дайте!
— Нельзя… Нельзя, — увещевал Степан Евдокимович.
— Темное… Темное дело… — вторил ему председатель.
Но Леонид не слушал их, вырывался, кричал. Они силком увели его подальше от скал. Когда он немного успокоился, спустились вниз, к лагерю.
Потом Степан Евдокимович развернул рацию и связался с райцентром, с отделом внутренних дел, и сообщил обо всем. Начальник отдела сказал, что завтра, видимо, на место происшествия прибудет вертолетом следователь прокуратуры. По пути, хоть и не совсем, они захватят участкового Протопопова и инспектора уголовного розыска Свечина.
— Главное — не трогайте ничего! Пусть все останется как есть.
Чтобы Леонид не натворил глупостей, Илья Ильич и Степан Евдокимович дежурили по очереди у костра.
Леонид тоже не спал, но и не пытался уйти в скалы.
Свечин вышел к реке первым. Хотелось лечь ничком и прикрыть веки. Но сильнее усталости, сильнее головной боли мучила жажда. Сбросив с плеч котомку, Кузьма подошел к заводи. Сквозь воду виднелось рыжее дно, стебли, поднимающиеся вверх. От воды веяло прохладой.