Царь аж посинел. Ртом воздух, как рыба, хватает…
— Эх, Зосима, Зосима Гусятников, — раздался голос Брюшкова, — влетишь ты со своими сказочками, как гусь в чугунок! Что ни царь у тебя, то последний дурак, справный мужик- мироед.
— Так оно и есть, Назар. Не был бы царь дураком, давно бы по справедливости землю разделил и мужичка не притеснял, и не было бы теперь свары на земле.
— Без тебя разберутся, кому положено.
Зуйков сказал, позевывая:
— Брось, Зосима. Не спорь с ним. Пустое дело. Назар сам из мироедского семейства. Батрачил у них, знаю. За сотню десятин нахапали.
— Трудом да головой. А ты, лодырь, молчи!
— Да я за грех считаю с тобой говорить об этом. Разговором тут одним не возьмешь.
— Да будет вам! — прикрикнул младший боцман Петушков. — Давай, Гусятников, да про Пелагею побольше расскажи, какая она из себя и вообще. Гладкая, наверное, да статная.
Вокруг засмеялись. Брюшков выругался и замолчал. Подошел вахтенный начальник Горохов:
— Вольно, вольно, ребята. Лясы точите?
— Чтобы сон отбить, — сказал Зуйков.
— Ну-ну. Только слушать получше. Чуть где всплеск — поднимайте тревогу. Полезут — пускайте в ход оружие.
— Да кто полезет-то, Игорь Матвеевич? — спросил Петушков. — Кому жизнь надоела?
— Слыхали, что днем было? Подослали нам сонной водки. До сих пор вторая вахта дрыхнет. Чем еще кончится, неизвестно. Вот что значит довериться неизвестным людям.
— То же было бы и с нами, сойди мы на берег, — сказал Зосима Гусятников. — Разве не выпьешь? Водка ихняя вроде пива, слабая.
Вахтенный начальник пошел обходить корабль, а у грота опять потек говорок Зосимы Гусятникова.
Не спали командир и старший офицер. Они после захода солнца не сходили с мостика, вестовые туда принесли им ужин. Сейчас командир, по обыкновению, сидел в своем удобном кресле, старший офицер мерил шагами мостик по диагонали.
Командир спросил:
— Вы заметили, какую эволюцию претерпел Иван-дурак у Зосимы Гусятникова?