— Вдруг попал?
— Ну, и попал! Одним супостатом меньше. Ты вот зубы скалишь, а невдомек, что я не простой поп, а военный.
Заключительная фраза иеромонаха вызвала дружный смех. Заметив командира, матросы разом замолчали и стали по стойке “смирно”. Он поздоровался, и ему дружно ответили.
Вдоль другого борта пробежал вестовой старшего офицера Чирков, неся на вытянутой руке белоснежный китель. Николай Павлович в одной рубахе смотрел в прицел пушки. Чирков, тяжело дыша, стал за его спиной. Новиков стоял сбоку пушки и смотрел в бинокль.
— Фугасным! Зарядить! — прохрипел он.
В это время над головой просвистел рой пуль. На берегу в скалах застучал пулемет. У ног командира ударилась рикошетом пуля, выломав длинную щепу. Три раза подряд ударила пушка, и пулемет стих.
— Отбой! — сказал Новиков, и в голосе его слышалось сожаление.
— Вот теперь, кажется, все, — сказал старший офицер, подавая руку командиру.
За его спиной стоял Чирков, держа китель за вешалку, ветер раскачивал его, и от золотых пуговиц во все стороны летели ослепительные зайчики.
Через несколько часов “Орион” вышел в океан.
УДАР КОПЫТОМ
Семейство зеленых попугаев в каюте капитана “Розового лотоса” вело себя на редкость шумно. Словно счастливая чета стремилась оповестить весь мир о чрезвычайном событии: их первенцы впервые покинули гнездо и вот сейчас, покачиваясь, сидят на жердочке, укрепленной поперек клетки. Родители в нервном возбуждении метались по каюте, клевали бананы и плоды манго, лежащие на столе, кидались к птенцам, совали корм в их желтые рты, вылетали в иллюминатор и с озабоченными криками возвращались назад.
— Необыкновенно назойливые птицы, — сказал капитан Рюккерт, — чуть не перевернули чашку. Выпьем, Фридрих, за лучшее будущее. Я думаю, что у меня кончилась полоса невезенья, хотя этого и трудно ожидать после того, как им стало известно о замысле наших сообщников.
Гиллер сосредоточенно смотрел в желтоватую жидкость и молчал.
— Только русская водка может соперничать с этой маркой! — продолжал Рюккерт. Выпив залпом, он взял оранжевый плод манго, вяло съел его, налил себе еще чашу. — Ну, за твое здоровье! — И он выпил вторую чашу.
Тем временем Фридрих фон Гиллер поймал одного из попугаев, севшего ему на плечо, и сунул его клюв в чашу с виски. Попугай мгновенно затих, обмяк. Выпущенная из рук птица упала на бок, забилась на столе и скоро затихла.
— Вот это напиток, — вяло ворочая языком, сказал капитан Рюккерт. — Удар копытом “Белой лошади”!.. Что-то у меня круги в глазах, а у тебя ничего? Ах да, ты же не пил! Трезвенник…
Барон сказал холодно:
— Виски отравлен!
— Чушь! Все птицы дохнут от ал… от… черт, не могу выговорить… от этого… кроме одной скотины… человека.