— Карбюратор. Вечная история. Когда мы шли сюда, раз пять промывали. Дьявол его знает, что с ним!
— Оставь дьявола в покое, когда разговариваешь со мной. Постарайся, чтобы карбюратор вел себя как надо! Понял?
Унтер-офицер посмотрел новому командиру в глаза, перевел взгляд на рукоятку пистолета, торчащую у барона за поясом, и, кашлянув, изобразил на лице покорность.
Два других немца, один тощий, длинноносый, в разорванной матросской рубахе, второй голый по пояс, с обгоревшими на солнце плечами, переглянулись.
Унтер-офицер спросил:
— А где наш капитан, если позволите спросить, капитан-цурзее?
— Мертв! Его отравил шкипер этого корыта. Разве вы не видели, как этот пират прыгнул за борт и уплыл на берег?
— Что-то не заметили, — сказал унтер-офицер.
Матросы опять переглянулись, и длинноносый спросил с усмешкой:
— Как же вы уцелели, капитан-цурзее?
— Я не пью по утрам. И вообще пью редко. Я предупреждал вашего капитана, что виски отравлен. И даже провел опыт над попугаем. Увидите, он лежит дохлый на столе.
— Кто: попугай или капитан? — сострил длинноносый. Унтер и второй матрос зашикали на него, и все стали спускаться в каюту.
— Картина! — Длинноносый остановился у комингса.
— Ну, что стали? Видите мешки?
— Приличные саваны, — сказал длинноносый. — Один был для вас?
— Меньше разговаривай. У нас нет времени.
Помощника шкипера, упрятанного в мешок, сбросили за борт без лишних церемоний. Тело Рюккерта положили у борта. Унтер-офицер сказал, вздохнув:
— На крейсере он совсем не пил и спиртное запретил держать. Даже доктору приказал спирт отравить, а тут — пил, глушил без просыпу, и вот…
— Кончай заупокойную мессу, — сказал длинноносый матрос. — Смотри, на берем у сколько их собралось. Никак, хотят принять участие в похоронах, и в наших в том числе.
Барон фон Гиллер тоже заметил толпу на берегу. Перед ней, у самой воды, бегал Голубой Ли и, что-то крича, показывал обеими руками на свою шхуну.