Око Пейфези

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот черт… — выдохнул мужчина. — Она же у вас льется, как ртуть.

Кровь из реторты заструилась в котел. Зелье вспенилось и побелело. Халифа знаком велела погасить пламя и налила полный стакан.

— А не многовато ли будет? — поморщился Бримтон.

— В самый раз, — улыбнулась она и залпом выпила кипящее варево.

— Обожжетесь! — сипло охнул волшебник.

"Да что ты знаешь об ожогах?" — презрительно подумала Халифа, переводя дыхание и садясь в кресло. Бримтон внимательно следил за ней, и его испуг постепенно сменился любопытством.

— Ну и как?

Девушка вспомнила одно выражение, однажды услышанное в слизеринской гостиной.

— Полный улет, — протянула она и, прикрыв глаза, откинулась на спинку.

До ее слуха донесся шорох и сопение. Приоткрыв глаза, Халифа увидела, как Бримтон взял ее стакан и пытливо разглядывает остатки содержимого. Покосившись на турчанку, он сунул палец внутрь и щедро зачерпнул им зелья со стенок. Девушка злорадно ухмыльнулась. Собаке — собачья смерть.

Подув на палец, колдун лизнул его. Подождал пару мгновений и, осмелев, обсосал полностью. В это время открылась дверь.

— Уоллес, не смей! — воскликнул Люциус, врываясь в лабораторию.

Бримтон удивленно посмотрел на Малфоя, потом перевел взгляд на стакан. И тут его лицо покраснело, а зрачки резко расширились. Глаза вылезли из орбит, изо рта полезла пена. Колдун с хрипом упал на пол, содрогаясь всем телом. Несколько секунд — и он затих.

— Передозировка, — ехидно констатировала Халифа.

Люциус повернулся к ней, едва сдерживая ярость.

— Я так понимаю, противоядия нет? — неожиданно ровный голос делал честь его выдержке.

— Ах, какой ужас! — нарочито наигранно всплеснула руками девушка, качая головой.

— Ох уж эти наркоманы, готовы пробовать все подряд, не спросив разрешения, — и насмешливо посмотрела в глаза Малфою: — Эфенди, помилуйте — какое противоядие?

Поздно уже. Да и существуй оно в самом деле, оно было бы еще ядовитее.

Любопытство наказуемо, — картинно вздохнула она, ткнув носком туфли быстро синеющее тело. Жалости к мерзавцу не было никакой. Угрызений совести — тем более.