— Босяк ты, — сказал Граф. — Выходишь на вечерний променад, а жрешь чеснок, словно цыган на ярмарке.
Сивый виновато ответил:
— Забыл я.
Они вышли к морскому вокзалу — двухэтажному выбеленному зданию с пузатыми колоннами у входа и тяжелым лепным портиком.
На клумбе опадали последние цветы. Скамейки стояли грязные, и краска лезла с них охотно, словно шерсть с линялых кошек. Фонарь на боковой аллее не горел...
Граф оглянулся — и схватил Сивого за локоть. На скамейке, низко опустив голову, сидела женщина. У ее ног стоял чемодан. Сивый понимал Графа без слов. Они подошли к женщине. Она дружелюбно посмотрела на них. Они увидели, что она молодая. С короткой стрижкой. Упрямым скуластым лицом. Женщина сказала:
— Мальчики, вы не подскажете, где мне найти сапожника?
— Я могу чинить обувь, но у меня нет лапки, — ответил Граф Бокалов. Затем поднял палец и, как маленькому ребенку, пригрозил: — Не пищать!
Сивый тяжело подхватил чемодан.
— Вы коллекционируете кирпичи, мадам? — спросил Граф. — У моего кореша прогибается позвоночник.
Женщина молчала. Только сжимала губы. И лицо было белым и плоским, как кусок стены.
В следующую секунду голова женщины дернулась, тело покосилось и ничком рухнуло на скамейку.
— Чудачка, с перепугу отправилась в обморок, — заключил Граф. — Похряли... — И подумал про себя: «Каково? Сивому и в голову не пришло, что все идет как по нотам. Только ноты эти писал не композитор, а начальник милиции. Женщина молодец — настоящая актриса. Изобразила обморок на все сто. Она работает секретарем у Каирова. Я ее видел там. Каиров называл ее Нелли...»
Около часа ночи Сивый крадучись, словно кот, подошел к дому Ноздри. Оглянулся... Дом, деревянный, под железной крышей, выходил окнами на проезжую часть улицы, потому что тротуар пролегал лишь с одной, противоположной, стороны, где стоял длинный кирпичный дом в три этажа; в полуподвале дома размещались парикмахерская, скобяной магазин и мастерская «Гофре, плиссе».
Над входом в парикмахерскую светила небольшая лампочка.
Сторож ходил у гастронома, который находился на улице Пролетарской, метрах в ста от дома Ноздри.
По правой стороне улицы, рядом с домом Ноздри и дальше, до самого Рыбачьего поселка, темнели такие же деревянные дома, с садами и огородами. Брехали собаки. Но к этому уже давно все привыкли, как и к выкрикам петухов по утрам.
Сивый постучал в ставень. В доме хлопнула дверь. Кто-то вышел на застекленную веранду. Простуженно спросил:
— Кого нелегкая носит?
— Силантий Зосимович, свои, Лева я.
ebooksa