— Я шучу, Сергей Иванович. Шучу... Иначе в твоих местах одичать можно.
— Зачем так?
— А как? Места дивные... Но зимовать здесь в мои планы не входит. Я уверен, что на белом свете есть более теплая зима, нежели в предгорьях Северного Кавказа. Да и Настенька у меня на шее висит, хоть и ночует под твоей крышей. Слушай внимательно... В субботу пойдешь на почту... — Козяков опять взялся за бутылку, на какие-то секунды задержал ее в руке, потом поставил на стол. Раздумчиво сказал: — Меня беспокоит только одно: почему Бабляк не подал условленного сигнала? Теперь та же история повторяется с Хмурым... Если письма не будет, достань мне зимнее расписание поездов. Жду тебя в воскресенье. Понял?.. И не трусь. Со мной бедным не будешь. Я бумажками не расплачиваюсь. Бумажки в наше время только для одного дела годятся, если рядом лопуха нет.
— Я вам верю, — сказал Воронин. — Вы дворянин. Человек чести. Вы за идею маетесь. А дружкам вашим я не верю. И вы не верьте. Ворюги они...
— Тише! — оборвал его Козяков. — Прикончат. И я воскресить не сумею...
Воронин промолчал. Собрался было уходить, но вдруг сказал:
— Странный парень один из этих геологов...
Козяков вопросительно сдвинул брови.
— Вышел утром во двор. Озырился вокруг. Да и говорит мне: «Давно, дед, егерем служишь?» «Почитай, тридцать лет», — отвечаю. «Значит, и отца моего тут видел». «Красный командир?» — говорю. Геолог, Аполлоном его зовут, усмехнулся. Да и сказал тихо: «С князем Кириллом отец, царство ему небесное, в этих краях бывал. Смекаешь, дед?..» Я ответил, что с князем Кириллом много всякого люду бывало. Всех не упомнишь.
— Фамилией не интересовался?
— Спрашивал... Не сказывает. Смеется: «Называй хоть горшком, только в печь не ставь».
— Занятно. — Козяков поднялся с постели: — Посмотреть бы на этих субчиков...
— Можно устроить.
— Следи за ними... Если что, дорогу знаешь... И про расписание не забудь...
Когда Воронин ушел, полковник Козяков собрал банду, сказал:
— Четверть часа назад я получил радостное известие из центра. В ближайшие дни англичане и французы высаживаются на Черноморском побережье. От нас нужно только одно: собрать в комок нервы и силы. И быть готовыми к решающей схватке. Я даю вам слово офицера... слово дворянина... что еще до первого снега Кубань будет свободной. А к рождеству, если это будет угодно богу, мы услышим звон московских колоколов...
Козяков вернулся в шалаш, вылил в стакан остатки водки.
«За ложь во спасение!» — произнес мысленно.
На душе было жутковато, точно он смотрел в пропасть.
Граф Бокалов узнал немногое...