— Не ори, психопат! — оборвал его Ноздря. — Что за товар?
— Чемодан кофе. В зернах.
Ноздря поперхнулся от удивления. Сопя, открыл замок. Подалась калитка. Покряхтывая, Левка втащил чемодан во двор.
В дом Ноздря их не повел. Они обогнули курятник и очутились в маленьком сарайчике. С полками во всю стену, на которых что-то стояло. И хотя было темно и ни чего не было видно, Граф знал: в таких сараях обычно хранят банки, пустые бутылки, столярные и другие инструменты и еще разную рвань: тряпки, плащи, старую обувь. Все это, конечно, покрыто пылью. И пауки живут по углам припеваючи.
Ноздря чиркнул спичкой. Просунул руку под полку. Щелкнула задвижка. Полка подалась на Ноздрю. В стене открылось отверстие, ведущее под пол.
Граф кивнул Левке, чтобы он лез первым. Бокалов любезно уступил дорогу Ноздре. И последним спустился сам. Погреб оказался небольшим квадратным ящиком из бетона, размером примерно два на два.
Электрическая лампочка светила на стене. Она была ввернута не в простой патрон, медный, с белым фарфоровым ободком. Такие патроны продавались на базаре, в скобяном магазине. Их можно увидеть в любой квартире города. Нет. На стене висело бра, вероятно переделанное из позолоченного подсвечника: пузатенький ангелочек с пупочком держал в руке рожок. В этот рожок и ввинчивалась лампочка.
Может, Ноздря купил бра у какого-нибудь ворюги, но не рискнул повесить его в комнате.
У стены под бра стоял высокий сундук, на котором лежала овчинная шуба.
Чемодан открылся. Крупные кремовые зерна кофе лежали, словно мелкая прибрежная галька.
— Турецкий, — сказал Левка.
— Ты-то, сопля, знаешь! — съязвил Ноздря.
— Что ж я, Силантий Зосимович, турецкого кофе не видал? Я даже пил его...
— В Турции кофе не растет, — сказал Ноздря.
— В Турции все растет, — возразил Левка. — И табак, и кофе. Я сам в ресторане «Интурист» такое блюдо видел — турецкий кофе.
Ноздря отмахнулся от него, как от мухи.
— Сколько хочешь?
— Одежду соответственно сезону. И укромное местечко на неделю, разумеется с харчевкой. Отлежаться надо, пока фараоны решат, что я все-таки в Ростов прорвался.
— Беру, — сказал Ноздря.
Граф устало опустился на сундук.