— Не думаю, — ответил Каиров. — Но мы уточним.
Госпиталь в Перевальном
В тот день хорошо светило солнце. И молодые листья, желтые и клейкие, смотрели в небо, как в зеркало. Густо пахло землей и терпкой зеленью, а когда шоссе выходило к морю и оно веером разворачивалось перед машиной, воздух свежел, словно распахивалась форточка, и можно было угадать, как пахнут водоросли, ракушки, галька.
Они ехали вдвоем. Машину вел Чирков. Каиров сидел рядом. Щурясь от яркого солнца, глядел на дорогу, обсаженную выкрашенными в цвет земли столбиками, за которой, опускаясь вдаль, светлела лощина. Разбросанные по лощине домики и заборы вокруг них казались Каирову игрушечными.
Обогнали полуторку, заполненную ящиками. Вышли на крутой подъем, оплетавший безлесную гору, чуть прикрытую мелким кустарником.
Чирков, у которого сегодня не чувствовалось холодности во взгляде и настроение было под стать погоде, рассуждал:
— Если фляжка существовала в действительности, значит, ее кто-то взял. Получается, что был третий. Кто? А если это друг Сизова...
— Нужно уточнить, были ли в тот вечер гости в женском общежитии. Возьмите это на себя.
— Слушаюсь, — кивнул Чирков.
— А про фляжку... Я, например, не вижу причин, ради которых Дешину следовало придумывать эту историю.
— Я тоже... Тем более он говорил про фляжку там, еще в камере, когда вы пришли к нему сантехником.
— Он узнал меня сегодня ночью? — спросил Каиров.
— Не думаю.
— Да. Запутанная история... Кстати, вам не кажется, капитан, что «дело шофера Дешина» звучит уголовно и не выражает сути? Наступила пора дать операции кодовое название.
— Согласен. Так удобнее. Неизвестно, что мы еще здесь раскопаем.
— Будду.
— Как вы сказали? — не понял Чирков.
Каиров опустил стекло. Быстрый ветер прошмыгнул между сиденьями, потом вернулся еще и еще...
— Предлагаю назвать операцию «Будда». Вам понятно почему?
— Нет, — сознался Чирков.