Ожидание шторма

22
18
20
22
24
26
28
30

— Спасибо, Дмитрий. Как Нелли?

— Что с ней станется? — недовольно ответил Золотухин.

— Слушай, дорогой, — Каиров произнес эти слова властно и строго, — в таком тоне никогда не смей говорить о Нелли! Она мне почти как дочь.

Золотухин смутился:

— Мирзо Иванович, ради бога, не горячитесь. Кажется, я немного устал.

— Немужское дело жаловаться на усталость.

— Я не жалуюсь. Я объясняю. Не сердитесь, Мирзо Иванович. Я люблю Нелли.

— А понимать ее — понимаешь? — Каиров склонил голову набок, заглядывая в глаза Золотухину.

— Это уже тонкости. Сейчас не до них. Пусть она меня понимает. У нее больше свободного времени.

Каирову ответ показался странным. Мало того, не понравился. Вначале ему захотелось осадить Золотухина или прочесть ему мораль о супружеской жизни, но Золотухин выглядел таким несчастным, таким замотанным, что Каиров не нашел ничего лучшего, как просто спросить:

— Подсчитал?

— И не думал.

— Не верю.

— Честно, Мирзо Иванович... У нас с Нелли все в порядке. Хорошо мы с ней живем. Правда, укоряет она, что простора во мне маловато, что суховатый я человек. Не спорю... Говорю, обожди, после войны жизнь настоящая начнется...

Нота горечи прозвучала в голосе Золотухина громко и явственно, как петушиный крик на рассвете. Каирову не понравилось это. И он сказал нудновато, по-стариковски:

— С жизнью лишь когда расстаются, понимают, что она настоящая. А после войны, дорогой, свои трудности придут.

— Ясное дело, — без воодушевления согласился Золотухин.

Они миновали площадь. Голубой сумрак лежал над ней, как опрокинутая чаша. Поднялись по улице, которую перегораживала сложенная из кирпичей баррикада. Вышли к зданию милиции.

— Старшина Туманов на месте? — спросил Каиров.

— Сейчас выясним, — ответил Золотухин.