Тайна декабриста. Сборник повестей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Товарищ Турцевич!

— У меня словно крылья выросли! Начинаю читать…

— Что же там было? — с нескрываемым любопытством спросила Елизавета Сергеевна.

— А вот до сих пор наизусть помню. Да как не запомнить: десять часов потратил, чтобы этот десяток строк прочитать.

Уж как шел кузнец Да из кузницы. Слава! Нес кузнец Три ножа. Слава! Первый нож На господ, на вельмож. Слава! Второй нож На попов, на святош. Слава! А молитву сотворя, Третий нож на царя Слава! [24]

— Здорово, а? Приехал академик. Вы, говорит, уважаемый коллега, настоящий артист в своей научной области, я, говорит, буквально…

— Ну, всех ваших историй не переслушаешь, — с досадой сказал Чернобровин, начиная сердиться. — Давайте материал, полковник ждет.

Последние слова произвели магическое действие. Турцевич поспешно открыл стол.

— Так бы сразу и сказали. Вот. Текст удалось восстановить только частично.

— Частично?! — разочарованно протянул Чернобровин. — А еще хвалитесь…

— Скажите и за это спасибо! Сделал почти невозможное, — обиженно насупился Турцевич. — Держите!

Турцевич вручил старшему лейтенанту подлинник и фотоснимок.

… Теперь в руках Максимова и Чернобровина оказался еще один ключ к делу, хотя и не совсем полноценный.

— Итак, — сказал полковник, — 137-я страница обрывается на фразе: “Завалишин, чувствуя приближение сме…”.

Он взял снимок.

— Посмотрим, что скажет нам фотография. “Чувствуя приближение смерти, он продиктовал якобы Н.А.Бестужеву свое завещание. Декабрист П.А.Муханов упоминает о нем как о “весьма любопытном и оригинальном документе”. “Признаюсь, — пишет он, — я впервые встретил выражение последней воли, изложенное в столь… Если те, кому адресовано это…” Черт возьми, тут пропуск! “прочесть… чрезвычайно ценные… на Аляске, а в Сибири…”. Опять пропуск! И дальше: “Есть все основания полагать, что документ этот оказался в числе бумаг декабристов, приобретенных впоследствии известным сибирским библиофилом Егу…”. Ясно: Егудиным. Дальше: “Как известно, свое собрание Егудин продал за границу, но часть рукописей уцелела. Следовательно, так называемое “Завещание” должно находиться…”.

На этом восстановленный текст обрывался.

— Все! — воскликнул Максимов, в сердцах щелкая по фотографии. — В подлиннике следует еще несколько строк, но если уж Турцевич не смог ничего здесь сделать, то все святые угодники не сделают. Чего бы я ни дал, чтобы прочесть последние строки! Это необходимо! Речь идет о документе, имеющем не только исторический интерес. Тут мы имеем дело с документом, сохранившим, может быть, и по сей день большую ценность для Родины. Ручаюсь, что именно за ним и идет охота. Наш долг — найти и изъять его, прежде чем он попадет в чужие руки.

— Но, может быть, преступник уже нашел и унес его?

— Нет. Такого документа, как помните, и по описи не значится. Да и зачем тогда похититель стал бы подниматься в комнату Ковальчук и что-то искать там? Зачем он взял лист рукописи с указанием места, где находится документ?

— Чтобы замести следы документа…