— Товарищ Турцевич!
— У меня словно крылья выросли! Начинаю читать…
— Что же там было? — с нескрываемым любопытством спросила Елизавета Сергеевна.
— А вот до сих пор наизусть помню. Да как не запомнить: десять часов потратил, чтобы этот десяток строк прочитать.
— Здорово, а? Приехал академик. Вы, говорит, уважаемый коллега, настоящий артист в своей научной области, я, говорит, буквально…
— Ну, всех ваших историй не переслушаешь, — с досадой сказал Чернобровин, начиная сердиться. — Давайте материал, полковник ждет.
Последние слова произвели магическое действие. Турцевич поспешно открыл стол.
— Так бы сразу и сказали. Вот. Текст удалось восстановить только частично.
— Частично?! — разочарованно протянул Чернобровин. — А еще хвалитесь…
— Скажите и за это спасибо! Сделал почти невозможное, — обиженно насупился Турцевич. — Держите!
Турцевич вручил старшему лейтенанту подлинник и фотоснимок.
… Теперь в руках Максимова и Чернобровина оказался еще один ключ к делу, хотя и не совсем полноценный.
— Итак, — сказал полковник, — 137-я страница обрывается на фразе: “Завалишин, чувствуя приближение сме…”.
Он взял снимок.
— Посмотрим, что скажет нам фотография. “Чувствуя приближение смерти, он продиктовал якобы Н.А.Бестужеву свое завещание. Декабрист П.А.Муханов упоминает о нем как о “весьма любопытном и оригинальном документе”. “Признаюсь, — пишет он, — я впервые встретил выражение последней воли, изложенное в столь… Если те, кому адресовано это…” Черт возьми, тут пропуск! “прочесть… чрезвычайно ценные… на Аляске, а в Сибири…”. Опять пропуск! И дальше: “Есть все основания полагать, что документ этот оказался в числе бумаг декабристов, приобретенных впоследствии известным сибирским библиофилом Егу…”. Ясно: Егудиным. Дальше: “Как известно, свое собрание Егудин продал за границу, но часть рукописей уцелела. Следовательно, так называемое “Завещание” должно находиться…”.
На этом восстановленный текст обрывался.
— Все! — воскликнул Максимов, в сердцах щелкая по фотографии. — В подлиннике следует еще несколько строк, но если уж Турцевич не смог ничего здесь сделать, то все святые угодники не сделают. Чего бы я ни дал, чтобы прочесть последние строки! Это необходимо! Речь идет о документе, имеющем не только исторический интерес. Тут мы имеем дело с документом, сохранившим, может быть, и по сей день большую ценность для Родины. Ручаюсь, что именно за ним и идет охота. Наш долг — найти и изъять его, прежде чем он попадет в чужие руки.
— Но, может быть, преступник уже нашел и унес его?
— Нет. Такого документа, как помните, и по описи не значится. Да и зачем тогда похититель стал бы подниматься в комнату Ковальчук и что-то искать там? Зачем он взял лист рукописи с указанием места, где находится документ?
— Чтобы замести следы документа…