— Да нет, не очень. Догадываюсь.
— Глазастая ты стала чересчур.
— С кем поведешься, Григорий Васильевич, — мягко, как-то по-голубиному воркотнула Рутова, стараясь приноровиться к грузному, размашистому шагу начальства. — И куда же мы торопимся, можно узнать?
— А, дьявол, несет меня по привычке, — ответил Аврамов.
Перед глазами его неотступно стояла все та же картина. Тяжелая, черная капля, сорвавшись с руки бандита, росла, разбухала, приближаясь по крутой дуге к Рутовой:
— Соня, ложись!
Крик его, надорванный, сиплый, бросил Рутову на землю. Земляной веер накрыл ее с головой. И когда Аврамов, метнувшись к ней одним броском, поднял ее голову, всхлипывая от ожидания непоправимого, на него глянули большие испуганные глаза. Стряхнув пыль с волос, она как-то по-детски зажмурилась, сморщила нос и чихнула. Потом скороговоркой сказала, заглядывая ему в глаза:
— Ох бабахнуло!
— Ты целая? — Он торопливо ощупал ее ноги, руки, спину.
— Да больно же, Григорий Васильевич, — сказала она жалобно. И тогда его прорвало. Он кричал, что никто не позволял ей на операции ловить ворон, что это черт знает что за легкомыслие — торчать столбом под обстрелом, и вообще, баба с пистолетом — это все равно что корова под седлом.
— Ты извини. Орал я там на поле ерунду всякую. Занесло.
— Что с вами, Григорий Васильевич? Я уж и позабыла все.
— Больно быстро у тебя получается, — буркнул Аврамов.
Софья приноровилась к шагу Аврамова и, чтобы не отстать, уцепилась ему за рукав.
— Работать стало трудно, Софья Ивановна, — сказал он, останавливаясь и закуривая, — прямо, я бы сказал, невыносимо стало работать.
— Почему? — заглянула она ему в глаза.
— Да уж так, — хмуро сказал Аврамов.
— А вы все-таки поделитесь!
— Это можно, — вдруг круто остановился Аврамов. — Поделюсь. А невыносимо мне стало работать потому, что ты в отделе. И начальник отдела, вместо того чтобы руководить операцией и прокручивать в своей руководящей голове разные варианты, теперь думает о другом — как бы не зацепило дурой-пулей либо осколком его сотрудника Рутову. Вот так.
Легкая, почти бесплотная фигурка отделилась от забора и выросла перед ними.