— Приветствую вас, товарищи чекисты!
— Ах ты боже ж мой! — изумился Аврамов. — Это кто тут такой вежливый? — Присел на корточки.
— Это я, — сказал парнишка, — Гусев Федор Иванович.
— Вот так! — еще больше удивился Аврамов. — А скажи, Федор Иванович, как ты угадал, что мы чекисты?
— Чего тут угадывать, — снисходительно усмехнулся Гусев, — вы какие слова на всю улицу произносите: оперсотрудник, операция, дура-пуля. Тут и валенок сибирский поймет насчет чекистов и всего прочего.
Аврамов и Рутова переглянулись.
— А что прочее? — спросил Аврамов.
— Сердиться не будете? — осторожно спросил Гусев.
— Честное чекистское, ни в коем разе.
— Глядите, сами напросились. А еще мне понятно стало, что просыпается у вас пламенное чувство к этой тетеньке.
— Чего-чего? — ошарашенно переспросил Аврамов.
— Ну, если попроще — втюрились вы в нее по самые уши.
— Да, голубь ты мой сизокрылый, с тобой надо ухо востро держать! — ошеломленно разглядывал парнишку Аврамов.
Рутова, отвернувшись, тряслась в неудержимом смехе.
— Ну а скажи-ка мне, Федор Иванович, что ты делаешь тут в такой час?
— Прохожего ждал. Это мне, откровенно говоря, невыносимо повезло, что вы тут оказались, дяденька. Десять копеечек хочу попросить. Может, найдется?
— Найтись-то оно найдется, — сказал Аврамов. — Что, брат, выходит совсем оголодал?
— Не то чтобы очень, — зябко пожал плечами парнишка, — в полдень я булочкой подзаправился, повезло. А десять копеек нужны для дядьки Силантия.
— Это кто такой?
— Сторож на вокзале. Ночевать пускает на лавку в зале ожидания за десять копеек. В его положение тоже войти нужно. Шантрапы вроде меня много, а он один, всякого задарма не напускаешься.