— Давай твою нужду.
— Твой мужской слово даешь?
— Даю.
— Форзон дай.
— Что-что?
— Машина железни иест такой. Громко рычит, силно воняит, по земле мунога пулуг тащит.
— Трактор, значит, тебе?
— Валла-билла, трактор. Форзон яво фамилие.
Быков искоса посмотрел на Абу. Наклонился, тихо спросил:
— А как насчет аэроплана?
— Чего?
— Аэроплан в придачу не возьмешь? Громко ревет. По воздуху летает. В хозяйстве пригодится. Может, возьмешь?
— Твоя плохой шутка, — угрюмо сказал Абу.
— Ну извини. Давай шути ты. Развеселый разговор у нас получается.
— Абу Ушахов тибе Хамзата вместе с яво луди давал. Шамиль на двор у Митцинский мюридом сел, тожа на тибя работаит. Руслан Ушахов Хистир-Юрт комсомол собирает. Тибе адин турактор для Абу жалко. Не мужчина ты. Ростов пойду. Турактор там искать будем.
— Ты соображаешь, что просишь? — жестко спросил Быков, катая желваки по скулам. — Трактор! «Фордзон»! Их сам Калинин поштучно по России распределяет! Мы за них валютой Америке платим, а золото это кровью нашей народной омыто. Трактор ему, видите, захотелось!
— Ты слово мине давал, — тоскливо напомнил Абу. Поднялся, горбясь, пошел к двери.
— Ах ты боже ж мой! — страдальчески вскинулся Быков. — Да зачем тебе «фордзон»? Что за блажь втемяшилась?
— Хилеб будим сажать! Кукуруза — тоже. Яво все может! — угрюмо выцедил Абу.
Расправил Быков гимнастерку на поясе. Далеко зашел разговор.