Быков еще шире расставил ноги и оглушительно заорал:
— На земле-е-е-е весь род людско-о-ой!
Абу пригнулся, зажмурился, стал прочищать мизинцем ухо.
— ...чтит один кумир свяще-еге-еге-егенный! — ревел бледный Быков, прикрыв глаза. Абу ошарашенно моргал, смотрел со страхом.
— Он царит во всей вселе-еге-ге-еге-нной... — пошел вразнос Быков, поднялся на носки, закачался сомнамбулически.
— То-от кумир телец златой! — дьявольски ядовито закончил он. Крякнул. Глянул искоса на остолбеневшего Ушахова, подытожил:
— Ну а голос у Федора Ивановича, я бы сказал, раз в десять поболее моего.
Абу разогнулся. Всмотрелся в Быкова. Тот стоял, довольно жмурился, покачивался с носка на пятку — маленький, непонятный, страшноватый мужичок с диким голосом. Если у русских такие карлики, то какие у них великаны?
— Осто-о-о... — сипло и уважительно протянул Абу. Прокашлялся, сказал потрясение: — Ей-бох, ты сапсем как шайтан киричал, Быков.
— Ты бы меня раньше послушал, — прошелся перед столом Быков. Глянул остренько на Ушахова, с маху перескочил к делу: — Сын твой вчера здесь был. Вести хорошие от Шамиля принес. Ух, вести, я тебе скажу. Кроме тебя и сына, кто про Шамиля знает?
— Никто.
— Это хорошо-о. Береженого бог бережет. Мамашу твою и Саида мы аккуратно в другой дом переселили. На их прежнем месте теперь наш человек живет, всем, кто спросит про Шамиля, он отвечает, что уехал тот к корейцам за женьшенем.
Абу вздохнул:
— Один чалавек сказал: такой лекарство сильно памагаит. Кто слепой — того смотреть будит, кто ног нет — того лезгинка может танцевать. Скажи, Быков, твой шеньшень памагаит, если чалавек сыдыт, кушат не хочит, гаварит не может?
— Что, не лучше Мадине?
— Пулоха, сапсем пулоха, — сокрушенно сказал Абу, — сыдыт дженщина сапсем как мертвый.
— Будет тебе женьшень, Абу, — серьезно сказал Быков, болезненно поморщился, — сколько горя навалила на вас бандитская сволота... А насчет женьшеня я другу своему на Дальний Восток напишу, такой это человек: если нужно — сделает. Вот только не знаю, поможет ли оно супруге твоей. Давай-ка, брат, мы ее к врачам, а?
— Хороший ты чалавек, — тихо сказал Ушахов, — сапсем как наш присидатель Гелани. Ей-бох, тибе если чеченский мать родила, тибе на место присидатель ревкома Вадуев садица нада.
— Да я уж как-нибудь на своем. Чем еще могу помочь? В чем нужда имеется?
— Иест один силно балшой нужда, — твердо сказал Абу, — патаму к тибе пиршол. Эт дэл сделаишь — мине ничо болша не нада.
ebooksa