— Он работал в торговле и его взяли? — поинтересовалась Надя.
— Не совсем в торговле, и скорее он «взял» сам себя... Сделайте четыре коньяка. И кофе.
— Бывает, — философски заметила Надя по поводу неизвестного ей Остапа Бендера и тщательно отмерила коньяк. Она твердо знала, кому можно недолить, а кому даже наоборот.
— Почему четыре? — заинтересовался Мишель.
— К нашему столику чуть позже причалит одна моя знакомая. — Андрей старался вспомнить словечки из молодежного жаргона, которые ему попадались в повестях друзей-литераторов о подростках.
— Ну вот, — завяла Ела. — А обещал быть со мной.
— Не кисни, Ела. — Андрей заметил, что та обиделась. — С этой девочкой, как и с тобой, меня связывает только нежная дружба.
— Знаем мы эту дружбу.
— Девчонка хорошая, я серьезно тебе говорю. И строгая.
— Посмотрим, — сказал Мишель солидно.
Он, к удивлению Андрея, был трезвым и сейчас не тянулся к рюмке. Приятели Мишеля сидели в противоположном конце бара, лениво потягивали коктейли.
— Твои оруженосцы? — кивнул на них Андрей.
— Его. — Ела решила, что пообижалась достаточно.
— Слушай, — спросил Мишель, — ты настоящий журналист?
— Говорят, что настоящий.
— И часто бываешь за границей?
— Как того работа требует. Я ведь езжу за границу не развлекаться, а работать.
— У тебя кто пахан?
— Отец? Фронтовик, кадровый рабочий, сейчас на пенсии.
— Интересное кино, — протянул Мишель. — А я думал, он шишка...