Приключения-1966

22
18
20
22
24
26
28
30

Все это видит и понимает не только Валерий, но и Егор Павлович.

— Ну-ка, отползай! — приказывает он Вьюну.

«Зачем это он? Почему?» — в смятении спрашивает себя Валерий. Но Вьюн уже отползает. Он ползет и стонет:

— Не могу... Ой, не могу!..

Когда Вьюн уползает, отец ложится животом на лед и пробирается к ледяной кромке, над которой трепещут руки-ласты. И отец, не колеблясь, протягивает навстречу свои руки — сильные и мужественные, а в руках у него свернутое путо.

— На, держись, — говорит он и бросает конец веревки. — Только не трепыхайся... Слышь, Григорий, не трепыхайся. Лед не выдержит.

И когда Лутак мертвой хваткой цепляется за веревку, отец начинает медленно отползать. Это требует огромного напряжения сил и нервов — тащить, отползая, Штунду, под тяжестью которого трещит и рушится лед.

— Слышь, не трепыхайся... — глухо повторяет отец.

Но лед все же крошится. И всякий раз Валерию кажется, что сейчас, ну вот сию минуту, лед просядет и под телом отца. А его это как будто совсем не трогает. Намотав на руку веревку, отец все ползет и тянет за собой Штунду. Потом лед перестает крошиться. Видно, он был истончен только у чистой воды, а дальше все еще крепкий и лежит немалым пластом. Наконец отец вытаскивает Григория Калениковича, как диковинную рыбу.

— Ну вот! — говорит отец, отдуваясь. — А ты плачешь... — смешливо обращается он к Вьюну. И вдруг замечает сына. — Ты как здесь?

Валерий смотрит на отца виновато и восхищенно. Внимание Егора Павловича опять привлечено Штундой. Тот все еще держится за веревку, как будто не может привыкнуть к мысли, что спасен.

— Эй, Штунда! — смеется отец. — Поднимайся, а то насморк схватишь.

— Спас ты меня, — говорит Григорий Каленикович, поднимаясь с помощью отца. — С Вьюном утоп бы я, спаси господи...

— Пошли, сухое чего-нибудь дам. А то на ветру загнешься...

— И то правда...

Только сейчас его начинает бить озноб от холода.

— Мне бы внутрь чего-нибудь...

Пока Григорий Каленикович с помощью Вьюна растирает жесткой рукавицей свое охладевшее тело и переодевается в сухую, не по росту, запасную одежду старшего Франчука, Валерий с отцом собирают снасть. И все время они слышат, как Штунда ругает Вьюна за гибель лодки и трусость, чуть не погубившую его.

— Пусть бог тебя судит, — с сердцем говорит Григорий Каленикович, — а с меня довольно! Не нужен мне такой помощник.

— Отец, — говорит Валерий, — ты знал, что дальше лед крепкий?