Приключения-1966

— Карл, прошу ко мне, — бросает он на ходу.

Маленький, кривоногий, с обезьяньим лицом и изжелта-красными глазами Минцель выныривает из-за стола и скрывается вместе с шефом за дверью.

Шёневеттер неторопливо разминает сигарету, садится в кресло и разглядывает Минцеля так внимательно, словно видит его впервые. Минцель сначала выдерживает взгляд, потом опускает глаза и нервно сучит пальцами в карманах пиджака.

— Стареем, Карл, — наконец произносит Шёневеттер.

Минцель поднимает на шефа печальный взгляд.

В конторе знают — Шёневеттера и Минцеля связывает старая солдатская дружба. Но никто не догадывается, что оба они, в прошлом разведчики нацистской службы безопасности, связаны огромной тайной. Она, эта тайна, не дает им покоя ни ночью, ни днем. Просматривая чужие накладные и чеки, оба за длинным рядом нолей видят те деньги, о существовании которых никто, кроме них, не знает. Деньги лежат в чужой стране. Лежат двадцать три года. Двадцать три года Шёневеттер не решался добраться до них. Двадцать три года он мечтал начать собственное дело и часть средств для вящей гарантии вложить в акции стального треста.

Шёневеттер был честолюбив. В Ульме он руководил секцией Союза бывших офицеров СС и хотел поставить свою организацию в ряд наиболее деятельных союзов. А для этого требовалось много денег, гораздо больше, чем давали прижимистые торговцы и промышленники. Слеты, товарищеские встречи, собственная газетка, митинги по особо торжественным для бывшего рейха дням опустошали кассу до пфеннига.

Правда, некоторые со скепсисом смотрят на «старичков». Но придет время, и «старики», черная гвардия нацистского рейха, скажут веское слово. К этому все идет. Надо только поддерживать в «старичках» боевой пыл. Поддерживать той огромной суммой, которая волею судеб осталась в горах далекой Азии.

— Все же нехорошо получилось тогда под Воронежем, Карл, — вздыхает Шёневеттер.

— Да, очень нехорошо, — повторяет Минцель, не понимая, к чему клонит шеф.

— Помнишь, русские эти уже поставили нас к стенке...

— И тогда я сказал, что мы можем сообщить важные сведения.

— Да, ты вовремя сказал, и, благодаря богу, мы остались живы. Карл, хотел бы ты снова встретиться с русскими?

Минцель, наконец, догадывается, что шеф принял решение.

— Я готов, даже если и на этот раз все полетит к черту.

— Вот это слова солдата! — Шёневеттер поднимается с кресла и обнимает за плечи тщедушного Минцеля. — Карл, мы получаем пятинедельный отпуск и отправляемся туда. Снаряжение и дорожные вещи бери на себя. Я займусь визами и рекомендательными письмами. Мы — туристы-ботаники. Попробуем через Афганистан и Китай пробраться к заветной пещере.

— Слушаюсь, — Минцель по-военному щелкает каблуками башмаков, глаза его горят тем лихорадочным блеском, который появляется у гончей, почуявшей зайца.

— Иди, Карл, и прикуси язык. Наш час настал!

Как только Минцель скрылся за дверью, Шёневеттер снова сел в кресло и задумался.

Перед войной Шёневеттер в специальной школе разведчиков в Орденсбурге готовился для работы в странах Ближнего Востока. Он хорошо изучил арабский и персидский языки, язык урду и русский. В сентябре сорокового года штурмфюрер Франц Шёневеттер, он же Хазе[1], под видом техника немецкой радиокомпании «АЕГ» приехал в Тегеран. Вместе со своим помощником группенфюрером Карлом Минцелем он устраивал тайные склады оружия в Реште и Ардебиле, Бендер-Шахе и Кучане, собирал кочевой сброд для диверсий на советской границе.