Иду, полузакрыв глаза. Снег поскрипывает под ногами, тепло. И вдруг теряю под ногами опору. Рюкзак швыряет меня в ледяную стенку. Больно ударяюсь лбом, и все темнеет в глазах...
Позднее я восстановил ощущение этого падения — и страх, и тупые удары тела, и треск рвущейся рубашки, и раны как удары ножа, — тогда казалось, что наступает смерть. Я не сломал ноги только потому, что трещина сузилась и меня клином вогнало в нее.
...Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я очнулся. Меня окружает темнота. Со всех сторон давит лед. Даже кости трещат. Пытаюсь пошевелить пальцами. Шевелятся. Но руку освободить не могу. Напрягая шею, смотрю вверх. Узенькая полоска света. Хочу крикнуть, но из горла вырывается только хрип. «Ну, вот и все, дружище», — теперь думаю о себе, как о другом человеке. Врагу не пожелал бы такой смерти. Ты в полной памяти, немного дышишь, но жизнь из тебя выдавливает страшное сжатие.
Я слышал от Юрика, что ледник постоянно движется. От резкого перехода жаркого дня к холодной ночи трещина то сжимается, то разжимается. Если сейчас день, значит, трещина расширилась. Ночью она сомкнется...
Знаю, Юрик делает сейчас отчаянные попытки спасти меня. На голову падают льдинки. Но спасти меня невозможно. Реп-шнур слишком короток, да и не могу я ухватиться за него. Руки у меня прижаты к бокам. Египетская мумия, вероятно, имела больший простор, чем я.
«Ш-а-а...» — доносится до меня сильно искаженный крик.
Юрик просит откликнуться. Но я не могу ответить ему. Грудную клетку как будто сжало обручами. «Ничего не выйдет, Юрик... Ах, как глупо получилось!.. Как глупо умирать вот так!..»
Попробую пошевелить ногой. Стоп! Одна шевелится. Я подгибаю ногу и упираюсь в лед триконями. В содранную на руках кожу врезаются острые кристаллы. От боли по щекам катятся слезы.
Постепенно начинаю замерзать. Значит, упал я недавно. Впрочем, это не так уж важно. Говорят, когда человек замерзает, его клонит в сон. Он засыпает навсегда. Но я не хочу спать, хотя зубы стучат и по телу бежит дрожь.
Снова упираюсь ногой в лед и, собравшись с духом, поднимаюсь чуть выше, вырываю тело из ледяных объятий. Теперь руки свободны и дышать легче. Подумаем, что нужно сделать, чтобы спастись?..
Сзади в рюкзаке — ледоруб. Надо достать, привязать к реп-шнуру, а то он может выскользнуть из рук. Держась на триконях, освобождаюсь от лямок, надеваю свитер и штурмовку, привязываю нейлоновую бечевку к рукоятке ледоруба. Делаю еще один рывок. Ледоруб теперь можно положить так, чтобы сесть на него и отдохнуть.
Потом начинаю долбить ножом ступеньки. Хорошо, что между стенками трещины сохранилось почти одинаковое расстояние. Я могу работать, сидя на ледорубе, упершись ногами в ступеньку, а спиной — в противоположную стенку.
— Егорушка-а-а!.. — слышу далекий голос Юрика.
— Эге-ей!..
У меня сердце прыгает от радости, как у смертника, которого помиловали перед виселицей.
— Я делаю ступени! — кричу через секунду.
— Спускаюсь на помощь!
Не помню, сколько ступенек пришлось вырубить, прежде чем я поймал конец шнура, брошенного Юриком.
Шёневеттер и Минцель залегли в камнях над тропой. Длинный мужчина в очках и худощавая женщина кого-то искали. Сложив руки рупором, они кричали, но им никто не отзывался.
— Смотрите, какое удобное место! — воскликнула вдруг женщина.
ebooksa