Алик надел куртку и вышел. По шоссе, рявкая, проносились машины. Мальчишка в соломенной шляпе гнал по обочине корову.
— До Зубцов далеко? — спросил Алик.
— А вон тропа. — Мальчишка махнул рукой.
Алик дошел по бровке обрыва до Зубцов, сел в каменистой промоине, в затишке, покурил, глядя вниз. На побережье лежала синеватая тень гор. Ярко белел в ялтинском порту теплоход. Яично-желтые облака, громоздящиеся над горизонтом, отражались в море светлыми стенами. Сидел бы он сейчас в своей комнате или ходил по городу. Слишком неожиданно все это произошло; Игорь, Ай-Петри, Надя...
Когда он вернулся, начало темнеть. Внизу, в Ялте, горели огни. По шоссе шли девушки — сборщицы лаванды.
В дверях станции Алик столкнулся с Надей. Оба засмеялись.
— Давайте я схожу. — Он взял из ее рук ведро.
— А знаете где? На станции вода кончилась, они берут в долг в ресторане.
Ветер подхватил ее юбку, когда они вышли на шоссе. Она подняла воротник куртки. Фары вывернувшейся из-за поворота машины просветили ее волосы.
— Вы давно на Аи-Петри? — сказал Алик.
— С утра. Я в отпуске сейчас.
Во дворе ресторана пахло горелым маслом, в котором жарят чебуреки.
— Отдыхаю в Кореизе, — сказала Надя.
Алик выдернул из цистерны деревянную затычку, и вода толстой струей мягко ткнулась в ведро. Из дверей выглянула женщина в белом халате.
— Со станции, — сказала она кому-то.
Алик заткнул цистерну и поднял ведро.
— Вон «Красный камень», — сказал Надя, придерживая под подбородком углы воротника. — Видите огонек? Это ресторан в заповеднике. Мы там были в прошлом году, пили рислинг, закусывая жареной олениной. Потом спустились к морю, а перед этим такой ливень был — море коричневое, и чего только не плавало! Мы придумали игру: кто поймает что-нибудь такое, чего еще не было. Игореха поймал стеариновую свечу и дыню. А я — сапожную щетку.
— Вы давно в Крыму?
— Три года.
— Нравится?