За час до рассвета

22
18
20
22
24
26
28
30

Однажды я сидел в землянке у генерала Платона и информировал его о предстоящей работе нашей группы. В конце беседы я спросил Василия Ефимовича, не может ли он связать меня с поручиком Павловичем?

— Вам о нем сообщили из Москвы?

— Да, но я с ним знаком еще с лета прошлого года, когда он был в Полесье.

— Старые друзья, значит? Ну что ж! Увидитесь.

На следующий день я встретился с Михаилом Павловичем. Мы расцеловались и крепко сжимали друг друга в долгом объятии. Михаил все приговаривал:

— Ах, мой сэрдэчны друже! Ах, мой сэрдэчны друже!..

И мы стали вспоминать наши встречи.

…В начале лета 1943 года я с группой разведчиков находился под Мозырем. Мы тогда усиленно собирали сведения об оккупантах. Проверенные данные передавали в Центр, сообщали, в каких направлениях немцы перебрасывают живую силу и технику, где сооружают укрепленные точки второй линии обороны, но главное, как используют приток Днепра — большую, широкую реку Припять.

Днем и ночью разведчики уходили на задания, возвращались, как правило, с важными сведениями. И вот однажды разведчик Николай Янковец рассказал, что на железнодорожную станцию Козинки, что в шести километрах от Мозыря, прибыло большое соединение словацких солдат. Их расквартировали вместе с гитлеровцами.

Я радировал в Москву и вскоре получил приказ: пристально наблюдать за словацкими подразделениями. Дело в том, что фашисты силой отправляли словаков на нашу территорию. Они неохотно выполняли приказы гитлеровцев и при первом удобном случае переходили на сторону советских партизан.

Получив приказ, мы с группой разведчиков разместились в лесу в трех километрах от Козинок. Обнаружили и передали в Центр, что, помимо словацких подразделений, ближе к Мозырю располагается и большая группа гитлеровцев из зондеркоманды. Они верховодят в городе, устраивают облавы, вешают и расстреливают людей, молодежь угоняют в Германию. Кроме того, нам стало известно, что гитлеровское командование намерено перебросить войска по реке Припяти.

Чтобы проверить все эти данные, мы с Николаем ночью подошли к реке и на плоту переправились через Припять, недалеко от пристани Пхов, где должны были встретиться с нашим связным — дедом Ахремчиком. Он работал на пристани бакенщиком. Денис Ахремчик старик был неприметный, но смекалистый. Лицо его заросло от ушей до носа густой щетиной, из которой высверкивали хитрые глазки.

У Ахремчика два сына, офицеры, были где-то на фронте, ни от одного из них он не имел весточки и очень горевал. Но когда мы встречались с дедом, он всегда как-то подтягивался, лицо его принимало добродушное выражение. Внешне он был спокоен, никогда не спешил с выводами, говорил больше глазами. И если дед утвердительно моргнул — значит, все в порядке: можно смело делать свое дело. Жил он на окраине в приземистой хатке. Ночью было удобно заходить к нему, так сказать, без посторонних глаз. Пароль встречи с дедом или его доверенными был таким: «Есть на свете только бог».

Когда мы, с большим трудом переправившись через реку, поднялись на обрывистый берег, наткнулись на какого-то незнакомца. Он ловил сетью рыбу и так перепугался, что когда его спросили, есть ли в Пхове гитлеровцы, задрожал и проговорил:

— Есть на свете только бог.

— А при чем тут бог? Спрашиваем: есть ли гитлеровцы?

— Да как вам сказать… Тут много всякого люду.

— Так есть на свете только бог? — повторил я обусловленный с дедом Ахремчиком пароль.

Он ответил:

— Есть, есть бог… А вы не за рыбкой приехали?