Николай видел, как человеку худо. Но чем ему помочь? Хотел было подойти к нему, утешить, но как только сделал небольшое усилие, почувствовал жгучую боль в голове и потерял сознание.
Когда он пришел в себя, то увидел рядом девушку в белом халате. Она влажным тампоном смачивала ему потрескавшиеся губы.
— Пить!.. Пить!.. — просил Николай.
Девушка что-то ответила ему, но Николай не услышал ее голоса, молча смотрел на нее и тихо плакал.
— Сестра, я буду жить?..
Она с трудом улыбнулась.
— Будешь, дорогой, будешь!..
Алексеев хотел что-то ответить, но неожиданно все заслонила густая пелена. Через некоторое время он с трудом приподнял голову, безумными глазами уставился в небо и страшно закричал:
— Воздух!..
От его крика девушка испуганно отшатнулась и торопливо налила стакан воды. Одной рукой она приподняла ему голову, а другой поднесла ко рту стакан. Николай на мгновение пришел в себя. С жадностью напился и виновато улыбнулся девушке, но что-то снова загудело в голове, обдало жаром, и он снова потерял сознание.
…Трое суток Николай не приходил в себя. Медсестра наложила ему на правую руку лубки, перевязала голову. И когда он снова очнулся, то с удивлением увидел, что лежит на соломе, рядом с другими ранеными. В ушах по-прежнему гудело, он едва слышал. Медсестры в грязных халатах, печальные и притихшие, бродили между ранеными. Алексеев пытался понять, где он находится. Он с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, подошел к опутанному колючей проволокой окну.
— Братцы! Где мы? — крикнул он.
— Куда прэш! Жити надоело? — услышал Николай чей-то голос и не успел ответить, как кто-то с силой оттолкнул его от окна. В этот момент протрещала пулеметная очередь, били по окну.
— Что это, братцы? Где мы находимся? — снова в недоумении повторил Алексеев.
Лежавший рядом солдат с забинтованной ногой, которой и оттолкнул Николая от окна, зло сказал:
— Не бачишь, да там охрана!
— Что ты сказал, браток? — наклонившись к солдату, переспросил Николай.
— Да ты шо, глухой или хворменный идиот? — все так же спокойно проговорил солдат.
— Говори, браток, громче, я почти ничего не слышу. В ушах сильно шумит.
— Кажу, немцы нас караулят! Понял?