Феоктистов мельком взглянул на строчки, что-то пробормотал про себя и выбежал из комнаты. Появился он минут через пять.
— Отдал на машинку. Надо три экземпляра: один вам, два мне. Значит, будете рассказывать о Скалистом плато? Надеюсь, в текст заглядывать не собираетесь?
— Надейтесь.
— Спасибо. Вы же тоже телезритель, вам ведь не нравится смотреть на человека, который, выступая по телевидению, читает по бумажке.
— Смотря что читать. Например, письмо…
— Ах, да, да, письмо, — рассеянно проговорил Феоктистов, — это верно: смотря что читать. — Режиссер не спускал глаз с Дроздовой. Ей стало даже неприятно от его долгого, липкого взгляда. Она передернула плечами, отвернулась. Феоктистов, выбрасывая вперед толстые ноги, обтянутые вытертыми джинсами, заходил по кабинету. Дроздову это мельтешение начало угнетать. Она с улыбкой спросила:
— В режиссера помещен вечный двигатель?
Феоктистов резко остановился перед нею, наклонил лобастую голову и жалобно проговорил:
— Вам приходится почти все рабочее время проводить за столом? То-то… Разрядка необходима. — Харитон Иванович посмотрел на часы. — Пора. Начнем репетицию. Я займу свое место, — Феоктистов сел, — а вы нам расскажите о Скалистом плато. Представьте, что вы уже в эфире.
Дроздова, слегка запинаясь, повторила текст выступления, выученный наизусть.
Феоктистов слушал, закрыв глаза, кивая, акцентируя логические точки. Когда Дроздова закончила, он сказал:
— Заучено и сухо. Не верю. Информация для телевизионных новостей — и та бывает сочнее. Забудьте о тексте, говорите своими словами, убедите меня, что Скалистое плато — интереснейшее место на земле, интереснее, чем Бермудский треугольник, Камчатка, остров Ява и мавзолей Тадж-махал. Понятно? Вложите душу в свой рассказ. Но не сейчас. Поберегите себя для репетиции в студии и для записи. Пока все! — Феоктистов уткнулся в бумаги…
Когда ведущий передачи предоставил ей слово, Дроздова внутренне была готова к выступлению, но вот на нее покатилось чудовище, именуемое камерой, она стушевалась и невольно; улыбнулась, скрывая свою растерянность. И тут же по внутренней связи услышала:
— Молодец! Улыбка — люкс! Начинайте!
Дроздова рассказала спокойно, может, чуть медленнее, чем она обычно говорит.
После просмотра Феоктистов «со значением» заглянул в ее глаза и заговорщически произнес свистящим шепотом:
— Если с вами поработать как следует, — из вас получится хороший теледиктор. Не желаете?
— Желаю, — кокетливо ответила Дроздова, — но я уже стара для подобной роли. Да и муж у меня ревнив слишком. Он не позволит, чтобы меня ежевечерне рассматривали десятки тысяч людей.
— А жаль, — сокрушенно ответил Феоктистов, — вы достаточно телетабельны.
— Ну и словечко!