— Несмотря на Неттеру?
— Дело прошлое. Наттана за нее извинилась.
— Тебе нравится Наттана?
— Да, нравится.
— Я не слишком хорошо ее знаю. — В голосе Дорна послышались предостерегающие нотки.
— Она держится вполне свободно.
— Ты можешь гордиться. — Дорн рассмеялся.
— Чем же?
— Тем, что уговорил их танцевать вальс.
— И что в этом такого?
— Не волнуйся, все в порядке. Они сами разобрались. Только они не привыкли, что во время танцев нужно обниматься.
Я почувствовал некоторую неловкость.
— Для них это значит — обниматься, — продолжал Дорн. — Конечно, они тоже люди, и кроме того, женщины. Возможно, им это даже понравилось. Думаю, они поняли, что ты не воспринимал танец как объятия.
— Я вел себя неприлично?
Меня бросило в жар.
— Ты был на высоте, какое же тут может быть неприличие? Все в порядке.
— Это намек?
— В некотором роде. Мне кажется, что чувственное в нас развито больше, чем у американцев и европейцев. Наверное, мы проще и ближе к животным и никогда не останавливаемся на полпути.
Слова Дорна заставили меня всерьез задуматься. Теперь я с еще большим удовольствием вспоминал о том, как танцевал с Наттаной, погружался в смутные, полувлюбленные мечты и в то же время поневоле испытывал острое внутреннее беспокойство.
Хисы были знатоками погодных примет. Ослепительные лучи солнца разбудили меня. Вчерашний «конфуз» в такое утро казался просто смешным.